– А, пожалуйста. И пару гранёных стаканов, чтобы как у людей.
– Я хочу курить и музыки. И обдумать всё, что ты сказал. Мысли мои грустны и настроение жесткач. Может, послушаем во время паузы новинки группы Helloween? Хотя, собственно, о чём я. Разве может божество быть в курсе по поводу Helloween…
– Неохота тебя шокировать. Но вообще-то они на плаву только благодаря мне.
– Я силён духом, Господи. Обещаю, я не сойду с ума.
– Этого я жду меньше всего. Так зачем, Пётр? Я считал тебя наиболее здравомыслящим из всех учеников. Ладно, уж там Андрей и Иоанн, ветер в голове гуляет, поспешные решения, горячность, вспыльчивость… но ты мудр и опытен.
– (Спокойно.) Время подтвердило мою правоту. Ты жив, Господи. Значит, мы не согрешили, объяснив твоё исчезновение воскрешением и вознесением на небо. Ибо больше ты никуда деться и не мог. Накажи меня, если хочешь, – твоё право.
– Далеко не факт, что я жив. Я всего лишь общаюсь с тобой в неизвестном пространстве – где мы находимся, понятия не имею. Видения опасная вещь, дорогой мой Пётр. В том времени, откуда я с тобой говорю, их вызывают при помощи славно высушенной травы и неких снадобий, значение коих мне будет сложно тебе объяснить. Не стоит доверять всему, что ты видишь.
– (Стоически.) И тем не менее ты воскрес, Господи. Пускай и не в том времени.
– (Кисло.) Да. Здесь возражений не имеется.
– (С суровым восторгом.) Поведай, они преклоняют колена перед тобой? Они признают твою Божественную сущность без колебаний, не как проклятые фарисеи? Я счастлив, что слышу и вижу тебя – пускай, возможно, и в бреду. Ты пытался читать им Нагорную проповедь? Впрочем, о чём я говорю? Конечно же, ты…
– (Резко.) Довольное наивно оценивать современное время с точки зрения поздней античности, милый Пётр. Скажу лишь, что спустя две тысячи лет после моего распятия в мире развелось попросту сумасшедшее количество всевозможных пророков. К ним привыкли, словно к бродячим собакам, и не обращают внимания. Буду с тобой откровенен: меня тогда заметили в Иерусалиме сугубо потому, что я был первым, сейчас это называется эксклюзив. Так вот, увы. В Москве ты можешь стоять на улице и петь рвущую сердце проникновенную проповедь, но тебя в лучшем случае примут за чокнутого или нищего. Первый раз я читал Нагорную на Цветном бульваре. Хорошая погода, солнышко, люди гуляют. Мне подали пирожок и двести сорок рублей мелочью, но никто не остановился послушать хотя бы на секунду. Им это неинтересно, Пётр. В настоящем веке слишком много информации, народы захлёбываются в ней. Скажем, видеоролики на ютьюб должны быть по две минуты, а ещё лучше полторы, иначе у подписчиков глаза устанут. Прости, я не удосужился тебе объяснить сии значения… стало быть, слушай…
– (Тяжело, но сурово.) Не надо. Не имеет значения, что ты говоришь, Господи. Я привык к мистическим значениям твоих слов. Если надо молиться на ютьюб, я буду.
– Тут и так все на него уже молятся. Город, где я противостою греху, подобен Вавилону своими развратом и роскошью. Пусть, как считается, он стоит на семи холмах, до отчаяния трудно подобрать приличную природную гору вроде Нахума[5]. Зато пруд пруди рукотворных гор, они называют их «многоэтажками». После неудачи на Цветном я купил билет на смотровую площадку одной из башен «Москва-сити» – она самая высокая, стало быть, идеальное место для донесения смысла проповедей большему числу мирян. Я не успел даже начать, изрёк буквально две-три ничего не значащих фразы, о Пётр, как суровые стражи обвинили меня в распространении неоплаченной рекламы и выпроводили.
– (Невозмутимо, тяжело и сурово.) Разрази их молнией, Господи. Ты можешь.
– (Задумчиво.) Вот далась всем эта молния. Тут не Палестина, Пётр. Реши я разбрасываться электричеством по каждой ерунде, придётся всю страну уничтожать. А это не библейские городки типа Содома и Гоморры, состоящие из пары глинобитных улиц. Сжечь в пепел шестую часть суши накладно. Да и потом, разве вопрос лишь в этом? О, как просто и мило было раньше, суть мелочи жизни. Небольшой городок охвачен эпидемией мужеложства? Пролил на него огонь и серу и ушёл на законный обеденный перерыв. Здесь же натурально не знаешь, куда деваться. Певцы и лицедеи движущихся картин по всему миру – сплошные Содом и Гоморра, и первым делом мне следует обрушить море огня на «Евровидение». А уж чего сделать с Сан-Франциско, где мужеложцев и женеложиц (или как они там называются) поболее миллиона, я понятия не имею: столько энергии понадобится, что счёт за электричество придёт фантастический. Я оказался в тупиковой ситуации. Как собрать людей на проповедь, если на улице они проходят мимо, а прекрасные высокогорные места столь коммерциализированы? Но я же Творец и Создатель, я не пасую перед трудностями.
5
Так называемая «Гора Блаженств» – возвышение (125 метров над уровнем моря), откуда, как считается, была поведана Нагорная проповедь: расположена у Галилейского озера в нынешнем Израиле.