Мне настолько лучше, что я могу принять командование. У меня такое чувство к «Акацуки», точно это верховая лошадь или вообще какое-нибудь живое существо, которое в состоянии угадывать мои желания и помогать в моих намерениях. Оно само постоит за себя, если силы изменят мне. Во всяком случае на днях мы выходим. Того оставил в стороне первоначальный план запереть проход в гавань и теперь замышляет со своим штабом какую-то новую хитрость. Сейчас у меня был доктор и покачал головой. Но я сказал ему, что настоятельно прошу его поставить меня на ноги хотя бы на несколько дней. Я вбил себе в голову непременно участвовать в новом предприятии. К тому же некому меня заменить, и я волей-неволей должен командовать «Акацуки».
Теперь у нас есть минное судно «Корио-Мару», которое необходимо было иметь с самого начала войны. Я видел сегодня «Корио-Мару», это коммерческий пароход, переоборудованный для укладки мин. В последние дни устраивали на нем репетиции, и он действовал отлично. Минная война – это, кажется, новая программа адмирала Того. Все торпедные суда должны запастись минами, а для того, чтобы их легче было спускать, на верфи изготовили очень практичные приспособления и поставили их нам. Сегодня мы уже делали пробу. Третьего дня линейные суда и остаток крейсеров ушли в море, к эскадре. На днях один из маленьких крейсеров принес сюда приказ адмирала торопиться с работами. Пришедшие на нем офицеры рассказывали нам, что адмирал Макаров выходит теперь ежедневно со всей своей эскадрой в море. Недавно ее видели у Миаутауских островов, затем у Эллиотских, короче, русская эскадра находится все время в движении и внимательно наблюдает за тем, чтобы мы не напали на нее вне линии огня береговых укреплений Порт-Артура. Кажется, адмирал Макаров имел сведения, что после 27 марта большинство наших судов было куда-то отправлено, потому что с того времени, как наша эскадра так ослабла, что не может рискнуть на атаку, он стал смелее выходить в море. Это хороший знак: можно ожидать, что наконец-то дадут большое сражение, в котором и линейные суда примут участие. Хотя я большой сторонник торпедных судов, но нахожу, что большие удары могут наносить только большие суда, если, конечно, не представлять все дело счастливой случайности. Если говорить откровенно, а это можно себе позволить в дневнике, то до сих пор нам страшно везло, и наши удачи объясняются только полной неподготовленностью русских. Это видно по действиям их миноносцев. Что они сделали? Ничего! А могли бы сделать столько же, сколько мы, или заставить нас заплатить за наши удачи несравненно дороже, чем мы теперь за них заплатили. Но как переменилось положение вещей с тех пор, как Макаров принял командование! Я повторяю и буду повторять, что генеральное сражение неизбежно, как бы мы при этом ни рисковали, иначе русские со дня на день будут становиться все решительнее, опытнее и опаснее.
Завтра ночью мы, шесть миноносцев, вместе с «Корио-Мару» пойдем закладывать мины на Порт-артурском рейде, приблизительно на том месте, где русские суда развертываются обыкновенно боевой линией, когда отвечают на нашу бомбардировку. Мысль сама по себе прекрасная, но дело в том, что нас слишком мало. Вместо 1 минного парохода и 8 торпедных судов, надо было бы пустить, по крайней мере, 7 пароходов. Мы в такое короткое время успеем поставить минные заграждения на сравнительно очень небольшом пространстве, и это чисто дело случая, если на них кто-нибудь наскочит. Что будет, увидим со временем, а пока задача состоит в том, чтобы пробраться незамеченными на рейд и успешно поставить заграждения. Погода сегодня отвратительная, и хорошо, если она такою останется. Для нашего предприятия это самое подходящее.
Мое вчерашнее желание исполнилось: идет дождь, ветрено, туманно, и на рейде большое волнение. При этом холод и сырость пробирают до костей. Если я буду завтра еще жить, то мне придется на долгое время отправиться в госпиталь, чтобы основательно залечить мою рану. К сегодняшней ночи все приготовлено. Я и моя команда, мы все так распоряжаемся с минами, точно всю жизнь только и делали, что возились с ними. Я уверен, что все пройдет прекрасно, во всяком случае лучше, чем при последнем предприятии, когда ни один из нас не знал, как поступить.
Миаутауские острова, 13-го апреля3
(На борту «Корио-Мару»)
Жаркое было дело, хотя ужасно каверзное. А теперь я примусь рассказывать моим милым родственникам, которые со временем прочтут этот дневник, все по порядку с самого начала, приберегая главный эффект вчерашнего дня напоследок. Я уже говорил выше, что ночью, благодаря сырой погоде, темь была совершенно непроглядная. В полночь наши торпедные суда и «Корио-Мару» подошли к рейду. Как и в тот раз, мы шли посредине, держась одинакового расстояния от обоих берегов. При подобном курсе у нас было больше шансов остаться незамеченными. В штабе, конечно, снова изготовили план, на котором подробно обозначили, сколько мин и в каком месте должно спустить каждое судно. Предполагалось, как я уже говорил, заградить ту часть района, в которой обыкновенно находились русские суда при начале бомбардировки с нашей стороны. Чтобы как-нибудь в темноте не помешать друг другу, мы все разошлись, но на такое расстояние, чтобы в случае необходимости поспеть соединиться. Замаскировав огни, я пошел средним ходом на указанное мне на карте место. Все в Порт-Артуре было тихо. Море неспокойно и неприветливо. Один раз передо мной мелькнуло, как тень, русское торпедное судно, но оно не заметило меня, и мы оба продолжали медленно двигаться. Затем оно исчезло, как призрак, в темноте.
Во время репетиции я вообразил, что минные заграждения ставить не трудно, но на самом деле в эту скверную погоду работа оказалась страшно тяжелой, требующей много стараний. Я начал в два часа ночи и кончил приблизительно около пяти. Стало рассветать, когда я покинул рейд. «Корио-Мару» давно уже справился со своей работой, рассыпав, вероятно, громадное количество мин. Что делали в эту ночь русские, мне совершенно непонятно; ни одно судно не заметило нас. Правда, погода была ужасная: дождь, снег, ветер и волнение. Одним словом, мы оказались незамечены. Затем мы пошли, как это было заранее приказано, к тому месту, где на заре должна была находиться наша эскадра. К 8 часам утра положение вещей было следующее: наша третья эскадра, состоящая из шести быстроходных маленьких крейсеров, стояла с несколькими дивизионами миноносцев перед рейдом Порт-Артура. Я с моим судном находился тут же. Когда русский миноносец (кажется, это был «Страшный»), идущий в гавань, подвергся преследованию наших судов, Макаров выслал ему в помощь крейсер «Баян». Возможно, что «Баян» выступил и по собственной инициативе, так как находился в тот момент перед входом на рейд. Но «Баян» опоздал – «Страшный» пошел ко дну. Наши успели уйти под защиту крейсеров. Тогда русские пришли в движение: три линейных судна, четыре крейсера и целая куча миноносцев кинулись за нами. Таким образом шли мы полным ходом миль 15, и расстояние между нами не уменьшилось так, чтобы выстрелы могли нас достать. Несмотря на это, и они, и мы все время стреляли. Как я потом узнал, наши крейсера сейчас же дали знать флагманскому судну посредством беспроволочного телеграфа, что адмирал Макаров вышел из Порт-Артура и прошел такое-то расстояние, вследствие чего адмирал Того направился к нам на всех парах с линейными судами и новыми броненосными крейсерами «Кассугой» и «Ниссином». Русским, конечно, был не выгоден бой вне береговых укреплений, они круто повернули назад и пошли от нас полным ходом. Им удалось дойти до своих батарей прежде, чем адмирал Того приблизился к ним на расстояние выстрела. Мы тоже шли с нашей эскадрой, и я впереди всех, чтобы хорошенько увидать все, что произойдет. Всем почему-то казалось, что русские мирно вернутся в порт, но не тут-то было! Глядя в бинокль, я заметил, что по приходе судов на рейд на «Петропавловске» был поднят сигнал, и, когда его снова спустили, вся эскадра стала перестраиваться и вытягиваться в линию. Я глядел не отрывая глаз, и, признаюсь, никогда до сих пор мое сердце не билось так сильно – ведь там лежали наши мины! Как раз на том самом месте, около которого теперь маневрировала русская эскадра! С лихорадочным вниманием следил я за дальнейшими движениями кораблей, которые, очевидно, ожидая бомбардировки наших линейных судов, выстраивались в боевой порядок, собираясь открыть по нам артиллерийский огонь под прикрытием своих береговых батарей. Вдруг я увидел около носа одного из передних броненосцев облако темно-серого дыма, затем поднялся высокий столб желтого чада и вспыхнуло красное пламя. Я инстинктивно поднял бинокль и посмотрел на мачту: это был «Петропавловск».
3
Дневник оканчивается датой 13 апреля 1904 г. Чуть более месяца спустя, 17 мая «Акацуки» погиб у Порт-Артура, подорвавшись на мине. Вполне возможно, что это и была одна из мин, поставленных японским флотом в ту злополучную ночь. Координаты гибели «Акацуки» 38°38’ сев. и 121°05’ вост. долготы.