Мы пьем и смеемся. Мы говорим обо всем. Меняя темы, я говорю о погоде, о деньгах, о женщинах, об успехе, о власти, о сохранении мира и предотвращении мировой ядерной катастрофы, и смотрю на его реакцию. Должна быть какая-то тема, которую он поддержит и сам поведет разговор. Главное, чтобы он говорил больше меня. Для этого нужен ключик. Для этого нужна тема, которая его интересует. Мы снова пьем и снова смеемся. Ключик найден. Его интересуют акулы. Смотрел ли я фильм «Челюсти»? Нет, еще не смотрел. Ах, какой фильм! Акулья пасть появляется, когда зал, полный зрителей, ее не ждет. Какой эффект! Мы снова смеемся. Он рассказывает мне о повадках акул. Удивительные существа… Мы снова смеемся. Он старается угадать, какой я национальности. Грек? Югослав? Смесь чеха и итальянца? Смесь турка с немцем? Да нет же, я русский. Мы оба хохочем. Что же ты тут, русский, делаешь? Я — шпион! Ты хочешь меня завербовать? Да! Мы хохочем до упаду[12].
Потом он вдруг перестает смеяться.
— Ты правда русский?
— Правда.
— Ты шпион?
— Шпион.
— Ты пришел вербовать меня?
— Тебя.
— Ты все обо мне знаешь?
— Не все. Но кое-что.
Он долго молчит.
— Наша встреча заснята на пленку, и ты будешь теперь меня шантажировать?
— Наша встреча заснята на пленку, но шантажировать я не буду. Может быть, это не совпадает со шпионскими романами, но шантаж никогда не давал положительных результатов, и потому не используется. По крайней мере, моей службой.
— Твоя служба — КГБ?
— Нет. ГРУ.
— Никогда не слышал.
— Тем лучше.
— Слушай, русский, я давал клятву не передавать никаких секретов иностранным державам.
— Никаких секретов никому передавать не надо.
— Чего же ты от меня хочешь?
Он явно никогда не встречал живого шпиона, и ему просто интересно со мной поговорить.
— Ты напишешь книгу.
— Про что?
— Про подводные лодки на базе Рота.
— Ты знаешь, что я с этой базы?
— Потому я и вербую тебя, а не тех за соседним столом.
Мы снова смеемся.
— Мне кажется, что все как в кино.
— Это всегда так бывает. Я тоже никогда не думал, что попаду в разведку. Ну, спокойной ночи. Эй, девочка, счет!
— Слушай, русский, я напишу книгу, и что дальше?
— Я опубликую эту книгу в Советском Союзе.
— Миллион копий?
— Нет. Только сорок три.
— Немного.
— Я плачу семнадцать тысяч долларов за каждую копию. Контракт не подписываю. Десять процентов я плачу немедленно. Остальное — сразу по получении рукописи, если, конечно, в ней будут освещены вопросы, интересующие моих читателей. Потом книгу можно опубликовать в США и Великобритании, а если западному читателю что-то может быть не интересно, это можно в западном издании опустить. Так что никакой передачи секретов нет. Есть только свобода слова, и ничего больше. Люди пишут не только про подводные лодки, но и про кое-что пострашней, и их никто за это не судит.
— И всем им вы тоже платите?
— Некоторым.
Я оплатил счет и пошел спать в свой номер.
ГЛАВА 25
Глубокое и неповторимое чувство — возвращаться в родные бетонные казематы после самостоятельной вербовки.
Неделя отсутствия замечена всей нашей ордой, всей сворой. Если добывающий офицер отсутствует три дня — ясно, в обеспечении работал. А если больше недели? Где был? Всем ясно: на вербовке.
И вот я иду по коридору. Вся шпионская братия расступается и при моем приближении умолкает. А я губы кусаю, чтобы не улыбнуться. Не положено мне улыбаться до командирского поздравления, неприлично.
А они тоже традиции блюдут. Никто вопроса нескромного не задаст. Никто не улыбнется. Никто не поздравит. Не положено никого поздравлять до командирского поощрения. Никто, конечно, не знает, с чем меня поздравлять, но каждый понимает, что есть такая причина. Каждый каким-то внутренним чувством понимает, что я триумфатор сейчас. И серый мой мятый костюм — это мантия пурпурная. И каждый сейчас на моей голове сияющий венец в бриллиантах видит.
Знаю, что нет ни в ком сейчас зависти, но есть понимание, уважение есть, радость. И есть гордость и за меня, и за всех нас: вот идешь ты, Витька, по красному ковру прямо к генеральскому кабинету, и рады мы за тебя, и мы вот так же по этому ковру хаживали, а если нет, то обязательно вот так же гордо и сдержанно пойдем по нему.
Смотрит на меня шпионская братия, дорогу уступает. И как-то радостно всем и смешно, что вернулся я, и не попался, и не скрутили меня, не повязали, не затравили, словно медведя в лесу, не гнали собаками, как раненого волка.
12
Сегодня русских можно встретить в Европе на каждом шагу. Русскую речь я слышу в отелях и ресторанах, в лондонском метро, на вокзалах Парижа, в трамваях Амстердама и Базеля. А в те времена шла война — Холодная война. Во времена «железного занавеса» вероятность встречи обыкновенного западного человека с русским была практически равна нулю. Для западного обывателя такая встреча была событием, которое можно сравнить только со встречей с инопланетянином. В сознании жителей США и Западной Европы глубоко укоренились различные ложные стереотипные представления о русских, сформированные кинематографом и средствами массовой информации: двое чернявых цыган-близнецов в красных рубахах и мягких сапожках, Мишка унд Гришка, мечут ножи булатные в невинных граждан. И если западный человек вдруг встречал в Европе русского, то в большинстве случаев его первая реакция была именно такой: шпион, кто же еще? —