— Мой господин, где мой господин?
Она радостно улыбнулась.
— Не тревожься о нем. Он ушел. Его душа болтает с дикими голубями на жердочках. Он забыл тебя. Прошлой ночью за ужином я поднесла ему Непенф[1].
— Где мой господин? Вчера он рассказывал мне о святилище в его сердце, о неувядающих цветах, о любви, погибшей, но не знающей смерти.
Ее брови весело изогнулись.
— Все это детский лепет, — сказала она. — Ищи его до конца дней и не найдешь, если я этого не захочу. Или заплати мне — я сама назову цену.
Я беспомощно оглядел роскошное убранство ее дворца. Я владел Ивами — вересковой пустошью и старым домом, крыша которого прохудилась, а ставни болтались от ветра.
— Я беден, — сказал я. — Но отдам тебе все, что у меня есть. Все, чтобы его спасти.
— Дурачок! — вскричала она. — Мне не нужны вещи. Стоит мне щелкнуть пальцами, и все сокровища мира окажутся у моих ног. Я хочу другого.
Ее глаза вспыхнули — так лунный луч скользит по влажной змеиной коже. Губы припухли, в линиях рта проступило что-то детское. От напряжения я едва мог дышать.
— Чего же? Я сделаю все, если в этом не будет греха.
— Подойди к моему станку, — сказала она. — И если исполнишь мое желание, увидишь своего господина. Это не грех — короли прошлого мечтали оказаться на твоем месте.
Она села за станок, и я медленно приблизился, глядя, как искусно сплетались алые нити.
Она ткала молча, и в тишине ее красота потрясла меня, настолько, что я забылся.
— Проси что угодно, даже жизнь.
Станок замер.
— Один поцелуй, и ты увидишь того, кто ушел ночью.
Она обняла меня за шею, прильнула губами к моему рту. На миг небо и земля исчезли, остался рай, которым владели лишь мы.
Затем она отступила и откинула сеть, явив голову моего господина, и истекавшее кровью сердце, алые струны которого расходились на множество нитей.
— Я ношу мужские жизни, — сказала она. — Это необходимо, иначе я, существовавшая с начала времен, погибну. Вчера я ждала смерти, но пришел он. Его душа не мертва, она и правда играет с моими голубями.
Я отшатнулся.
— Еще поцелуй, — сказала она. — Тогда, возможно, я отпущу тебя. Ты вернешься домой, но никогда не избавишься от моих чар. Еще поцелуй — в губы.
Я вжался в стену, как напуганный пес. Она рассердилась, в глазах вспыхнуло пламя.
— Поцелуй! — вскричала она. — В наказание!
Голова моего бедного господина взирала со станка, уродливая и мертвая. Я не мог пошевелиться.
Алая Пряха подняла юбку, открыв лапы стервятника. Я упал наземь. Когти впились в мою грудь. Отступая, она велела мне исчезнуть…
Теперь, полумертвый, я лежу в поместье Ив и час за часом наблюдаю, как клубок моего сердца разматывается, и алая нить тянется за западные холмы ко дворцу сирены.
Перевод — Катарина Воронцова