Потому он и цитирует далее статью У. Джеймса, чтобы показать, что в каждой эпохе существовал особый тип людей, которые хотели жить в мысли. «Всякое поколение дает некоторое число индивидов, исключительно занимающихся теорией. Такие люди находят предмет для Загадки и удивления там, где другие этого не видят. Их воображение изобретает объяснения и комбинирует их. Они накопляют науку своего времени, высказывают пророчества и предостережения, как люди “мудрые”»[897].
Это рассуждение вполне соотносится также с его идеей смены типов интеллигенции, которая стала философско-историческим фундаментом его книги «Очерк развития русской философии» (о них пойдет речь далее). Действительно, Шпет работал над «Очерком» в 1921–1922 годах. В тот момент, когда он делал доклад в ИНФ, первая часть «Очерка» находилась в издательстве. В день выступления 20 октября 1922 года Шпет писал издателю Ф. И. Витязеву-Седенко письмо (датировано 17 августа 1922 года), в котором обсуждал Предисловие. По идейной направленности оно перекликается с докладом: «Я, действительно, сторонник философии как знания, а не как морали, не как проповеди, не как мировоззрения. Я полагаю, что философия как знание есть высшая историческая и диалектическая ступень философии, но этим не отрицаю, а, напротив, утверждаю наличность предварительной истории, в течение которой философия становится в знание»[898]. Примечательно, что во второй части «Очерка» он собирался проанализировать полемику народников и марксистов и также подробно осветить идеи сборника «Очерки реалистического мировоззрения» как ответ авторам сборника «Проблемы идеализма». Отдельной строкой в этом перечне имен стояла фамилия Богданова.
«XV
Очерки реалистического мировоззрения.
Критика идеализма.
Авенариус: Луначарский (Гуревич).
Философия коллективизма.
Богданов»[899].
Следуя марксистскому (материалистическому) пониманию развития форм духовной жизни, Богданов полагал, что философия скоро сойдет с исторической сцены[900] и уступит место тектологии (учению о строительстве организации). Он рассуждал следующим образом: «Философия… думала представить мир как стройно-единую систему – “объяснить” его посредством какого-нибудь универсального принципа. В действительности требовалось превратить мир опыта в организованное целое, каким он реально не был; а этого не только философия, но и вообще мышление само по себе, своими исключительно силами, сделать не может. Это понял величайший мыслитель XIX в. <Маркс> и философской задаче – “объяснить” мир – противопоставил реальную задачу – изменить его»[901].
В прениях по докладу Шпета Богданов отвечает на вопрос «Что такое философия?» по-своему. Он фактически излагает принципы тектологии. Но в отличие от «материалистически» ориентированных марксистов, которые констатируют конечность философии как объяснительной схемы и делают следующий шаг к практической деятельности, Богданов оказывается в своем поколении одним из некоторого числа индивидов, «исключительно занимающихся теорией». Он остается философом по сути, и тем самым открывается возможность для понимающего общения со Шпетом и обмена мнениями. Что и демонстрирует шпетовский конспект выступления Богданова: «О происхождении философии: философия как нечто из себя возникающее. “Объяснение” – какие социальные условия породили философа. Философ – организат<орский> талант! Что есть философ – теоретический человек»[902].
Богданов выступил в прениях против философии. Философия приобретает практический смысл и становится тектологией: «…тектология должна делать излишней философию, и уже с самого начала стоит над нею, соединяя с ее универсальностью научный и практический характер. Философские идеи и схемы для тектологии – предмет исследования, как всякие иные организационные формы опыта»[903]. А как переделывать мир? Философия должна переориентироваться на научное описание, обеспечивающее практические нужды переделки мира. Таким образом, теоретическая деятельность продолжается. Познание, по Богданову, всегда было практическим, и абстракции должны всегда иметь практический смысл. В этом контексте он трактует и возникновение знания на примере астрономии, которая, по его мнению, очевидно имела практический смысл и основания.
В шпетовском конспекте богдановского выступления читаем: «Возникновение знания: астрономия (сельское хозяйство! Мореплавание)»[904]. И вот как этот тезис трактует сам Богданов в «Тектологии»: «С астрономией обычно соединяется мысль об отрешенности от всего земного, о чисто познавательном, чисто идеальном интересе. Трудно впасть в ошибку более грубую и наивную: нет науки более непосредственно-практической»[905]. И далее: «При земледельческом оседлом быте потребовалось усовершенствование этих методов, преимущественно для ориентировки во времени: определение сроков полевых работ, а следовательно, точное разделение годового астрономического цикла процессов природы. <…> Дальние торговые путешествия, сухопутные и еще более морские с их насущнейшей потребностью в пространственной ориентировке дали следующий толчок развитию астрономии, которая тогда же освободилась от религиозной оболочки»[906].
897
James W. Some Problems of Philosophy. Longmans, Green, and CO, London, 1911. Р. 3. Шпет цитирует работу В. Джеймса по 1-му (1911) или 2-му (1916) изданию (пагинация совпадает).
898
Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии. I / отв. ред. – сост. Т. Г. Щедрина. М., 2008. С. 40.
899
Шпет Г. Г. Очерк развития русской философии. II. Материалы. Реконструкция Татьяны Щедриной. М., 2009. С. 55.
900
«С этого времени <1918–1921 годы> философия, как таковая, потеряла для меня реальный интерес: она – временное и несовершенное объединение опыта, которое должно уступить место высшему научному его единству». Богданов А. А. Статья «От философии к организационной науке» [1922 г.] // Неизвестный Богданов: В 3 кн. Кн. 1. М., 1995. С. 117–118.
906
Там же. С. 87. См. также: Богданов А. А. Социализм науки // Богданов А. А. Вопросы социализма. М., 1990. С. 229–240.