Выбрать главу

Впрочем, нельзя не отметить, что на Западе появлялись оценки и иного рода. Так, например, на пике «звездно-военного» антикоммунизма президента Рейгана вышла пухлая книга «Другие большевики. Ленин и его критики. 1904–1914». Автор проводил трактовку предпосылок сталинизма в СССР как двух слагаемых: «якобинской традиции» Ленина, основанной на конспирации, авангардной партии, организационной иерархии и индивидуальном лидерстве, и «мифо творческого синдикализма» Богданова, Луначарского и Горького – «других большевиков», рассматривающих коллективистскую идеологию как социально-мобилизующий миф[409].

Тенденциозность и передержки этой книжки отметил британский историк Джон Биггарт, позднее организовавший в Университете Восточной Англии в Норидже международную конференцию «Александр Богданов и происхождение системного мышления в России»[410] и издание полной библиографии А. А. Богданова[411]. Биггарт принял участие в международных конференциях «А. А. Богданов (Малиновский) – революционер и мыслитель», организованной академическими институтами российской истории, философии и экономики в Москве в 1989 году, а также «Организационная динамика человеческой деятельности»[412], организованной Международным институтом Александра Богданова (МИАБ)[413] в 2003 году. Два переиздания «Тектологии» – четвертое и пятое издания – совпали с упомянутыми конференциями.

Однако это «возрождение» всеобщей организационной науки пришлось на время глубочайшего разочарования в «организованных системах», «научном управлении обществом», плановой экономике, социализме, классовом подходе, пролетариате, революционной традиции и т. д. Спираль трагедии А. Богданова вышла на новый виток. Рухнул советский режим, «идеологическая основа» которого – ферула «марксизма-ленинизма» подразумевала хулу на идеи Богданова и их отторжение. Но сами идеи Богданова коренятся в отринутых после 1991 года традициях европейского социализма (включая марксизм) и русской революционности, хотя размышления о военном времени привели тектолога к негативной оценке в 1917 году «ленинизма» как формы опасного «военно-коммунистического» максимализма – «источника авантюр и жестоких поражений»[414].

Первыми приложениями всеобщей организационной науки, как подчеркивал сам Богданов, были его учебники по политической экономии и «краткий курс идеологической науки» – «Наука об общественном сознании». Вместе они представляли собой интегральную концепцию эволюции форм общественного бытия и общественного сознания с принципиальным для Богданова подходом: «идеологии», т. е. формы общественного сознания (от обыденной речи до естествознания), будучи «генетически вторичными», производными от производительных сил и классовых отношений (техники и экономики), оказывают активное обратное воздействие. Богданов утверждал, что организационная точка зрения «сравнительно легко» объясняет «идеологическую сторону жизни». Но на деле эта «легкость» может обернуться вульгаризациями и превратными формами.

Лингвист М. Арапов, воздавая должное исключительной разносторонности и прогностическому дару Богданова, узрел в его романах опрокинутую социальную матрицу русской левой интеллигенции[415]. Богданов в коллективном опыте человечества, закрепленном в формах общественного сознания, увидел исторический фактор, альтернативный по отношению к насилию. И возможность выбора между авторитарным путем и «монистическим» путем, основанным на объединении, сплавлении опыта людей, «товарищеском обмене не только в идейном, но и в физиологическом существовании»[416]. (Добавим, что сплавляя марксизм с позитивизмом нового этапа, Богданов, не подозревая того, воспроизводил в «пролетарской» оболочке идеи родоначальника позитивизма А. Сен-Симона о смене военно-теократического общества научно-промышленным, или «физикополитическим»[417].) Но монистическая классовая утопия породила мрачную тень – «казенную феню», которая стала для широких слоев общества «духовным ярмом» («идиотологией», как зло выражался крестьянский писатель В. Наседкин) и которая лишила саму левую интеллигенцию, создававшую «язык утопии», возможности сопротивления. «Благороднейшая идея Богданова» – преодоление классовых противоречий через духовное слияние всего человечества посредством монизма науки «в какой-то момент логично потребовала временного расщепления единой Вселенной на мир отрицаемый, протараненный, но пока реальный, и сияющий, очищенный от всякой нечисти мир единения человеческих душ – пока нереальный. Любое из понятий «высшего ряда», даже если снабдить его одобряющей печатью (вроде эпитета пролетарский при гуманизме), было для этого утопического мира слишком противоречивым; гораздо лучше такие понятия раз и навсегда припечатать печатью отрицающей – буржуазный»[418].

вернуться

409

Williams R. The other Bolsheviks: Lenin and his critics. 1904–1914. Bloomington, 1986.

вернуться

410

Biggart J., Dudley Р., King F., eds. Alexander Bogdanov and the Origins of Systems Thinking in Russia. Aldershot, 1998.

вернуться

411

Biggart J., Gloveli G., Yassour A. Bogdanov and His Work: a guide to the published and unpublished works of Alexander A. Bogdanov (Malinovsky), 1873–1928. Ashgate, 1998.

вернуться

412

Организационная динамика человеческой деятельности: экономика, философия, культура // Вестник МИАБ. 2003. № 3(15).

вернуться

413

МИАБ был организован в Екатеринбурге и Москве В. В. Попковым в 1999 году.

вернуться

414

Богданов А. А. Вопросы социализма. М., 1918. С. 94.

вернуться

415

Арапов М. В. Язык утопии // Знание – сила. 1990. № 2. С. 68, 72.

вернуться

416

Богданов А. А. Вопросы социализма: Работы разных лет. С. 169.

вернуться

417

Гловели Г. Д. В поисках «планомерной прогрессивности»: идея «Новой Энциклопедии» у Сен-Симона и Богданова // Вестник МИАБ. 2003. № 1(13).

вернуться

418

Арапов М. В. Указ. соч. С. 71.