При том, что после смерти Александра письма к нему Марии Павловны были ей возвращены, чем, собственно, и объясняется наличие двусторонней переписки в Великогерцогском домашнем архиве, сохранилась она, как это легко можно заметить по датам, далеко не полностью. Так, за 1810 – 1812 гг. практически отсутствуют письма Марии Павловны, в особенности касавшиеся политических и дипломатических дел, которые она сама просила сжигать (порой подобные просьбы мы встречаем и в тех письмах, которые Александр по тем или иным причинам все же сохранил[6]).
Вся переписка шла на французском языке с некоторыми вкраплениями русских и, реже, немецких слов, относившихся, по всей видимости, к разряду «домашней лексики» и потому попадавших в категорию «непереводимых». Такими оказываются в первую очередь домашние прозвища: Собака (так Мария Павловна именует брата), Клеопова (семейное прозвище самой Марии Павловны), Бискис, Бизьям, а также фривольные намеки на моменты супружеской жизни Марии Павловны и ее сестры Екатерины Павловны. Александр вуалирует их эвфемизмами «О сем», «После парада» и т. д. В настоящем издании подобные иноязычные вкрапления графически выделены.
Первое письмо Александра датируется 27 сентября 1804 г. Первое письмо Марии Павловны – 28 сентября 1804 г. Последнее его письмо к ней датируется 12 мая 1825 г. Таким образом, переписка, охватывая чуть более 20 лет, освещает домашним образом почти все годы царствования Александра и одновременно предельно важные для Германии и, в первую очередь, – для герцогства (позже – великого герцогства) Саксен-Веймар-Эйзенах годы семейственного союза с Россией и одновременно политического противостояния ей, борьбы с Наполеоном и вхождения в Рейнский союз, что также составляет одну из основных «интриг» переписки Марии и Александра.
Переписку эту дополняют или, правильнее было бы сказать, оттеняют письма к Марии Павловне императрицы Елизаветы Алексеевны 1804 – 1825 гг., за сдержанностью и одновременно внутренней страстностью которых скрываются личные и общественные драмы царской семьи этих лет (ответные письма Марии Павловны к Елизавете Алексеевне, насколько нам известно, не сохранились).
Мы позволили себе дополнить этот свод тройственной переписки Александра I, Марии Павловны и Елизаветы Алексеевны отдельными письмами Марии Павловны к другим представителям ее как русской, так и веймарской семьи (великому князю Константину, наследному герцогу Саксен-Веймарскому Карлу Фридриху), выдержанными в совершенно иной стилистике, нежели ее письма к Александру. А также ответными письмами еще маленького великого князя Николая Павловича к старшей сестрице, неожиданно трогательными в своем простодушии, и, с другой стороны, велеричиво-игривыми письмами к державной невестке герцога Карла Августа, знаменитого друга и покровителя Гете, – письмами, в которых очевидно ощутим гетевский след[7]. Совсем уже не игровое, но трагическое письмо того же Карла Августа императору Александру июля 1807 г., в страшный для Веймара период, когда герцогство вынуждено было стать формальным врагом России, а также извлечения из переписки 1806 г., касающиеся вынужденного бегства Марии Павловны из Веймара после поражения Пруссии, письма-реляции Марии Павловны Марии Федоровне 1814 – 1815 гг. с описанием как личных, так и политических впечатлений от Венского конгресса, – все это, как нам кажется, небезынтересно для понимания «малой истории» тех лет. Истории, проживаемой и прожитой совсем еще юной тогда принцессой, оказавшейся волею судьбы между двух фронтов и вынужденной играть роль, на которую она никогда не претендовала и которой не желала.
Разумеется, остается только пожалеть, что опубликовать эту переписку полностью – в виду ее колоссального объема – пока не представляется возможным. При этом мы надеемся, что хотя бы частично необходимый контекст писем воссоздаст личный дневник Марии Павловны[8], относящийся ко времени ее появления в Веймаре, ее первых веймарских впечатлений и литературных знакомств, а также первых мирных лет, закончившихся вскоре катастрофой как личного, так и политического характера. Дневник этот, более, по правде говоря, скрывающий, нежели раскрывающий (что в определенной степени и вынудило сопроводить его подробным комментарием, возможно, кому-то и покажущимся излишним), крайне любопытен во многих отношениях. Облик трогательно-наивной сестры русского императора, платонически влюбленной в своего брата и нешуточно страдающей от разлуки с ним, с матушкой и блистательным Петербургом, после которого провинциальный Веймар представился ей как «город старый, и блеска ему не хватает», а его знаменитые обитатели, которых она именовала «учеными» (т. е. Гете, Шиллер, Виланд), – «настолько скованные людишки, что это даже смешно»[9], – облик этот, вырисовывающийся из писем Марии Павловны к Александру I первых веймарских лет, существенно корректируется дневником. В нем она предстает уже не как принцесса, но в первую очередь как внимательная ученица, стремящаяся познакомиться с лучшими образцами искусства и науки немецких Афин, как тогда называли Веймар (наименование, с которым в письмах к братьям, Александру и Константину, она, казалось бы, не соглашалась).
7
О характере переписки Карла Августа с Марией Павловной см.:
8
Дневник 1805 – 1808 гг., который Мария Павловна вела на французском языке, в оригинале был опубликован мною, совместно с Виолой Клейн, в упомянутом выше издании: Maria Pavlovna. Die frűhen Tagebűcher der Erbherzogin von Sachsen-Weimar-Eisenach. Op. cit. S. 43 – 82. В извлечениях (часть дневника, касающаяся Гете) опубликован под названием: Разные примечательные вещи, которые я видела и слышала / Подготовка текста, пер. с франц., комментарий Е.Е. Дмитриевой // Новое литературное обозрение. 1997. № 23. С. 186 – 212.