Для лиц, сколь-нибудь сведущих в отношениях в высших сферах, была очевидна роль серого кардинала, которую исполнял Головнин при генерал-адмирале. Известный знаток придворных нравов и разоблачитель политической кухни князь П.В. Долгоруков писал об Александре Васильевиче: «Тонкий и хитрый, он скрывает при дворе свою тонкость под маской благодушия и полнейшей простоты; глубокий знаток человеческого сердца, никто, как он, не знает, к каким сердечным струнам следует обращаться, какие пружины надо нажать; он поразительно умеет влиять на людей, руководить ими, направлять их»{114}. Близость Головнина с великим князем и его влияние на него вызывали у многих раздражение. «Хитрым честолюбцем» называл его М.А. Корф{115}. П.А. Валуев, дополняя корфовскую характеристику, называл Головнина «неугомонным и энциклопедическим Serigneur'ом великого князя»[3]. Особую неприязнь к Головнину питали те лица, которые видели в нем соперника в борьбе за влияние на Константина Николаевича. Так, для морских офицеров он был бюрократом, который разрывал живую связь между генерал-адмиралом и его флотом и считал моряков «за рабов, обреченных на повиновение придуманному им порядку вещей». «Мы, военный дом великого князя, — сетовал в своих воспоминаниях адмирал И.А. Шестаков, — …занимали положение илотов в устроенной Александром Васильевичем афинской правительственной комбинации»{116}.
Для Головнина главными орудиями воздействия на великого князя были предоставление ему политической информации и поддержка его честолюбивых амбиций. Отличаясь высокой деловитостью, способностью прочитывать большой объем материалов, прекрасной памятью, высокой плодовитостью в создании разнообразных текстов, Головнин заваливал Константина Николаевича материалами, которые должны были направлять его действия в том направлении, которое казалось Головнину наиболее оптимальным.
Он часто пересказывал патрону содержание прочитанных книг, а иногда советовал ему самому прочитать то или иное произведение. В 1856 г. он переправил генерал-адмиралу «в дополнение к находящемуся уже в [его] библиотеке собранию русских книг, напечатанных Герценом в Англии», очередной выпуск «Голосов из России» и с необходимой осторожностью рекомендовал ознакомиться с ним: «Эту книжку стоит прочесть в свободные минуты, хотя в ней есть много ошибочного»{117}. Через пару дней он обратил внимание великого князя на недавно вышедшие в свет «Старый порядок и революция» А. Токвиля и роман «Дред» Г. Бичер-Стоу. Головнин проводил при этом прямую параллель между Старым порядком во Франции и современным положением в России: «Сочинение его содержит много весьма поучительного и особенно для нас русских именно в теперешнюю эпоху много полезного». Что касается творения американской писательницы, то он рекламировал и более ранний, более знаменитый ее роман — «Хижину дяди Тома», «написанный против рабства в Америке и который после Библии есть книга, имевшая наибольшее число экземпляров. В новом сочинении, — писал Головнин, — она преследует ту же цель и представляет, какое вредное влияние имеет рабство на владельцев рабов и на государственное управление и финансы»{118}.
Спустя четыре года Александр Васильевич с удовлетворением отмечал, что книга Токвиля понравилась великому князю и что его патрон сделал из нее именно те выводы, которые уже сформулировал сам ментор: «Мне помнится, что Ваше Высочество читали с большим интересом сочинение Tocqueville L'ancien regime et la revolution и находили большое сходство между положением Франции до революции и нынешним состоянием России»{119}. Теперь он рекомендовал обратиться и к источникам, из которых Токвиль черпал свои суждения о Старом порядке, а именно к сочинению Артура Юнга «Путешествия по Франции», и просил великого князя иметь в виду его «мысли при окончательном обсуждении положения о крестьянах»{120}.