…Опочинины, где бы они не находились (не только в столице) всегда оказывались непременными участниками музыкальной и в целом культурной жизни. Так А. Г. Рубинштейн, приехав в далекий Тифлис, вошел в добрые отношения с П. А. Опочининым – поэтом, литературным критиком, журналистом и редактором газеты «Кавказ». Этот многогранно одаренный человек был большим поклонником музыки и сам создавал музыкальные произведения. Не случайно его прощальным подарком Рубинштейну стало не что иное, как музыкальная миниатюра!
А вот другой пример – хорошо известный исследователям представитель рыбинской ветви Опочининых Евгений Николаевич – это писатель, хорошо ведомый известным столичным литераторам, журналист и … коллекционер странных вещей и особенно книг. Не случайно исследователи отмечали особую склонность Опочининых к «археологии». Напомним, что археология в тогдашнем понимании это вовсе не только поиск в земле материальных остатков старины. Это понималось как собирание любых старинных вещей, а в первую очередь книг и рукописей.
Но возвратимся к петербургской жизни Опочининых, прямых предков нашего земляка Федора Константиновича.
Мы уже рассказывали о том, что их дом всегда был открыт для широко культурного общества. Но и они сами в не меньшей мере бывали охотно принимаемы в других просвещенных собраниях столицы. Так, например, сам Константин Федорович часто бывал у Карамзиных. И хозяйка салона С. Н. Карамзина вспоминала об этом госте как о «замечательно приятном и остроумном».
А другой её отзыв о нём же ещё более замечателен и интересен: «Я не знаю другого русского офицера, который бы соединил в себе столько природного ума с тонкой общей просвещенностью. Такую начитанность с легкостью в разговоре». Этот чудесный отзыв увековечен в сборнике «Пушкин в письмах Карамзиных» (1836–1837 г.)[1].
Константин Федорович был хорошо знаком с Пушкиным. А ещё более близок с Лермонтовым. Дружба его с Михаилом Юрьевичем являлась общеизвестной, они много и разнообразно беседовали, много играли в шахматы и обменивались впечатлениями о жизни высшего света.
Литературоведы нередко цитируют дружескую записку Лермонтова, посланную Константину Федоровичу, которая начинается словами: «О милый и любезный Опочинин!», а кончается подписью: «И весь Ваш Лермонтов». Может ли быть ещё более живое подтверждение самых непосредственных душевных отношений? (Не случайно внимательная исследовательница С. В. Кистенева ещё весьма давно подметила как теплоту их отношений, так и немалое влияние образа Опочинина на творческое впечатление поэта…)
А яркие отзывы о Константине Федоровиче принадлежат вовсе не только Карамзиной и Лермонтову. Обратимся к такой тонкой ценительнице дворянской культуры и нравов высшего света как А. О. Смирнова-Россет. Рассказывая о придворном бале, она с немалым удовольствием пишет: «…я то и дело танцевала с Опочининым (…) он был умен, приятен выражением умных глаз и танцевал удивительно. Императрица это заметила и мне сказала: “Вы с Опочининым очень красивая пара…”»[2]
…Вот какой явно замечательный человек предстает перед нами в воспоминаниях современников. Натура привлекательная и оказывающая на людей очень большое и благородное впечатление. Однако. Каков же он был внешне? Можем ли мы его себе представить?
Ответ на этот вопрос оказывается самым счастливым, совсем недалеко от нас. В Угличском историко-художественном музее сохранены сразу три портрета К. Ф. Опочинина. И, благодаря исследованиям и публикациям Светланы Владимировны Кистеневой, они хорошо известны россиянам. Это миниатюра неизвестного автора, рисунок Веры Ивановны Опочининой и акварель художника В. И. Гау, созданная в 1848 году. В музей все они попали в своё время из Шишкина, родовой усадьбы Опочининых в Мышкинском уезде.
Обратимся к акварели художника Гау. Она запечатлела человека, по-видимому, отличавшегося от многих своих современников, обладающего глубокой и тонкой внутренней жизнью. Это один из людей всегда немногочисленной военной интеллигенции, в облике которых подлинная культура, несомненно, преобладает над какой-либо воинственностью. В облике Опочинина тихо властвует печальная серьёзность и серьёзная внимательность к окружающему миру. Невольно сразу вспоминаются слова Карамзиной о единстве ума с тонкой просвещенностью.