— Знамо дело, хочу.
— Так я сейчас принесу.
Через минуту Шура вернулась с палкой колбасы и куском хлеба.
— Вот это другой разговор, — улыбнулся Андрюша, набросившись на еду. — За енто можно и пострадать.
В чуланчик Шура прибежала в ночной рубашке.
— Я здесь, барышня, — услышала она в темноте шёпот Андрюши.
— Тут темно, я боюсь, — опять хотела заплакать Шура.
Андрюша отодвинул стоявшие возле стены доски, и чулан наполнился бледным светом, исходящим из маленького подвального оконца.
— Теперь покажи, — сказала Шуринька, напряжённо глядя на Андрюшу.
Он снял брюки.
— А потрогать можно?
— Можно, — хмыкнул Андрюша.
— Я тоже хочу, чтобы у меня была такая штука, а у меня только дырочка.
— Зато к ентой дырочке такая штука завсегда и тянется.
— А почему?
— Для удовольствия или чтоб детишек делать.
— А как это получается?
— Изволите, чтобы я показал?
— Да не рассуждай ты! Скорее!
От того, что ей делал Андрюша, Шуре стало так хорошо, как не было никогда. Она закрыла глаза, и ей почудилась горная долина, ярко освещённая южным солнцем, Андрюша в форме генерала переносит её через бурлящий поток, и у неё захватывает дух от аромата горных цветов и мужского тела. «TOT-LEBEN, ТОТ-LEBEN», — шептала про себя Шура, лёжа на сундучке. Очнулась она от голоса Андрюши:
— До свиданьица, барышня. Я должон бежать.
Когда его шаги затихли, Шура вышла из чулана и крадучись направилась в свою комнату. Никто ничего не заметил.
С той минуты Шура стала считать дни, дожидаясь следующего прихода Андрюши.
Через неделю пришёл совсем другой полотёр, взрослый дяденька.
— А где же Андрюша? — спросила Шура.
— Помер Андрюшка-то.
— Как помер?
— Да вот так. Давеча он выбежал от вас в худой рубахе вспотемши, его ветром и прохватило, потом лихорадило. Вот он взял да и помер.
— А почему же он хорошую рубашку не надел?
— А потому что одни ходят в золоте, а другие в рубище.
Шура убежала в свою комнату. Из её глаз брызнули слёзы. А губы зашептали немецкие слова: «TOT-LEBEN, TOT-LEBEN, TOT-LEBEN».
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сметь смело чувствовать, и труд пчелиный
Светло опринципить в своём уме...
Несколько дней спустя Шуру позвали в кабинет отца. Михаил Алексеевич готовился к какому-то официальному приёму, и все домашние собрались в кабинете, чтобы полюбоваться на новую парадную форму генерала. Высокий, статный, темноволосый, он выглядел в ней очень красивым. Его карие глаза под густыми бровями смотрели спокойно и ласково.
Когда Шура увидела золотые эполеты и ордена, она вспомнила слова старого полотёра про золото и рубище и громко закричала:
— Это совсем не мой папа. Зачем у тебя столько золота, папа? Надень свой серый халат. Я ненавижу золото.
Никто из взрослых не мог понять, в чём дело. Мама решила, что у Шуры жар, уложила её в постель и заставила принять касторку.
Дом, где жили Домонтовичи, состоял из нескольких частей. Та часть, что выходила на Среднеподьяческую улицу, представляла собой нарядный господский особняк. Большие комнаты, высокие потолки, красивые изразцовые печи в углах. Лестница покрыта мягким ковром. Но во дворе стояли два флигеля с квартирами-трущобами. В этих флигелях потолки были низкие, печи дымили, разбитых стёкол заново не вставляли, а заклеивали бумагой. Здесь жили бедные люди, герои романов Достоевского[4].
Из окна детской, выходившей во двор, Шура видела бледных, худых детей тех самых «промышленников», о которых писал Достоевский. Иногда Шуре казалось, что во дворе играли мальчики, похожие на полотёра Андрюшу.
Несмотря на строгий запрет родителей, Шуре всё же иногда удавалось через чёрный ход незаметно выбежать во двор и пообщаться с детьми из флигеля. С ними можно было играть во всякие интересные игры — в прятки, в жмурки, в казаки-разбойники. А если на дворе было не холодно, дети забирались в «домик» — так они называли закуток двора, огороженный поленницами дров, — и играли в «больницу»: мальчики и девочки раздевались, а «доктор» их осматривал. Шура любила быть доктором и осматривать мальчиков.
Однажды мама заметила, что Шура долго пропадает за дровами. Шура не сказала, что она там делала, но после этого случая родители решили, что у неё нездоровый интерес к детям из низших классов и что в гимназию поэтому она не пойдёт, а будет заниматься дома с учителями.
Мама договорилась с учительницей, которая готовила Женю к экзаменам на аттестат зрелости, заниматься также и с Шурой. Звали учительницу Мария Страхова. Всем своим обликом отличалась она от тех, кто бывал у Домонтовичей. Гладко причёсанная, в скромном тёмно-синем платье с белым воротником, в простых ботинках на толстой подошве. Из-за очков светились умные, проницательные глаза. Лицо выражало волю и спокойствие.
4
На этой же стороне Среднеподьяческой улицы, в доме номер 15, жила старуха-процентщица, которую убил Раскольников.