За нами погоня по всему городу, а мы на этой мотоколяске удираем. От милиции мы всё же ушли, но, когда мы на ней по лестнице спускались, колесо попало в колею трактора, и от резкого торможения я ударился лицом об руль. Коляска остановилась, мой «подельник» убежал, а я посмотрел, что она немного помялась с одной стороны, развернулся и через дворы какими-то трущобами выехал на этой мотоколяске на улицу Ленина – как раз напротив этого ПТУ.
Объехал я ПТУ с другой стороны, тихонько, как ни в чём не бывало, оставил на углу эту мотоколяску, а сам ушёл. Прихожу в аудиторию, а однокурсник Степан мне и говорит: «А ты что, не видишь, что у тебя зубов нет?» Я и не почувствовал сначала. А потом глянул в зеркало – а у меня половины зубов нет. Чуть позже милиция назад приехала, и говорит этому парню, что мотоколяска на месте. А он говорит, что сам видел, как угоняли, только не видел, кто именно. Но ребята меня не сдали. Только зубы мои в руле остались!
И вот на второй день приехал хозяин коляски и сказал, что у кого-то зубов нет. А когда меня увидел, говорит: «Ай, зачем я вызывал этих ментов, это свой же катался!» После этого пришлось удалить нервы на месте выбитых зубов и поставить коронки.
В луганском училище я учился неплохо. Без проблем сдал экстерном все предметы за 2 года. Студенческая жизнь там была весёлая, бурная. Если сравнивать детский дом и ПТУ, то разница огромная – было больше свободы. Тогда я уже начал понимать, кто такие сексоты[13], стукачи. Ночью мы не имели права никуда уходить, а всё равно хочешь не хочешь, но на гульки-то надо. И нас, бывало, сдавали. Драки у нас там были обыденностью. Я начал понимать, что такое взрослая жизнь.
Сапожный труд
В ПТУ у нас были парни-«затяжчики», которые приделывали подошву, а мы кроили и сшивали. И вот мы с ними как-то сделали первую партию кожаных тапочек «леваком» и назвали их почему-то «облачные тапочки». Решили, что я пойду на рынок. Один раз нас пожалели, мы бесплатно зашли на рынок, продали всё оптом, а когда это участилось, ко мне подошли и говорят: «Ну, дружок, мы понимаем, что ты инвалид, но надо платить деньги». Я возразил, мол, с какой стати? Мне это не так легко даётся, мы трудимся. Тогда уже разваливался Советский Союз, пошли мурки, блатные.
Принёс я как-то 12 пар хороших женских сапог, туфли каблучные и летние туфли с подмостком таким интересным. Они хорошо тогда у нас стоили – по 7 тысяч за пару. Приехал я, а мне говорят, что взамен я должен отдать туфли и сапоги как плату – тогда могу торговать. Я им отвечаю: «Ребят, ничего платить не буду, идите ***». А у соседнего продавца молоток и топор лежали на прилавке. Я взял этот топор и весь свой товар порубал.
– Больше я здесь торговать не буду!
Они стоят такие ошарашенные:
– А на*рена это всё рубать было?
– Заберите на*иг!
После этого они, наверное, поняли, что я амбициозный парень и лучше меня не трогать. На четвёртый день мы сделали ещё обуви, я приехал как ни в чём не бывало и торговал снова. Ко мне больше никто не подходил. Потом, когда мы начали возить по 30–40 пар, я тогда к своим ребятам пришёл и сказал: «Это уже серьёзные вещи, мы выходим на выручку под 500–700 долларов, с этим шутить не надо. Давайте договариваться, потому что одно дело, когда один человек продаёт 2–3 пары, а другое дело, когда такая партия. Чтобы меня никто не трогал, лучше договориться».
Перед этим мы ещё пальто начали шить. В соседнем киоске скупали у нашего учителя-технолога дяди Яши кожу и нитки, которые он возил оптом откуда-то из Венгрии. А потом шили из этого готовые пальто. До сих пор с ним общаюсь, старенький он уже, войну пережил.
Договорился я с этим старшим и платил рыночный сбор 20 или 30 долларов в месяц. С такими оборотами и защита нужна была. В этой артели у нас было 6 человек, и чистую прибыль мы делили поровну. Потом я приучил ребят откладывать немного в общак: кому-то на день рождения, свадьбу, магарыч или на помощь в сложной жизненной ситуации. Сначала общак хранился у меня, а потом отдал напарнику Сашке, когда начал часто ездить. Один из парней купил себе машину на заработанные деньги. Правда, мы её разбили, когда напились и поехали на речку, но потом всё же отремонтировали.
Когда я выпустился, мне было очень тяжело расставаться с ребятами. У нас уже много серьёзных наработок было, мы мечтали свой обувной цех сделать. Перед отъездом я оставил им полдоли своих денег, которые собирал, так как знал, что у меня легче всё получится, чем у них. За всё это время каждый заработал по 2,5–3 тысячи долларов. Дальше не знаю, работали они вместе или нет.