Мама вздохнула, поставила на плиту картошку, а потом спросила:
— О чем, собственно, мы с тобой говорили?
— О том, что, если ты мне что-нибудь запрещаешь, я всегда слушаюсь. Я уважительно отношусь к твоему материнскому опыту, знаю, ваши с папой запреты идут лишь от желания мне добра, — сказал я серьезно.
— Что? — удивилась мама.
— Правда, я пока не так умен, как вы, — продолжал я мягко, — а иной раз, когда разозлюсь, и вовсе не могу понять ваших добрых намерений. Но как только все в голове уложится, приходится самокритично признать вашу правоту, и тогда я жалею лишь об одном, что не могу извиниться за все свои необдуманные слова, да разве у вас найдется для меня столько времени?
Мама смотрела на меня в полнейшем ужасе, и поварешка в ее руке дрожала от изумления. А меня понесло.
— Мне иной раз просто плакать хочется. Не ценю я свое счастливое детство, а будь у меня больше денег, дорогая мамочка, поверь, ты получала бы подарки не только к именинам, ко дню рождения, к Рождеству и к Восьмому марта, а чаще.
— Обожди, — остановила меня мама, — оставь-ка эту лирику. Тебе нужны деньги? Что ты опять натворил? Разбил окно?
— Нет, — ответил я печально, — ничего я не натворил, и никаких денег мне не надо.
— Ага, — прервала меня мама, — значит, дело все-таки в дядиных книжках, запертых в шкафу.
— Да меня вообще эти книги не интересуют, — произнес я грустно, — но все-таки в твоих мудрых, пусть и полных сомнения, словах есть доля истины. Речь идет о другой книге — о поваренной.
— Как?!
Видно было, что маме стало нехорошо: она то бледнела, то покрывалась румянцем, и это чередование происходило все быстрее и быстрее.
— Да, — провозгласил я торжественно. — Я кручусь возле книжного шкафа, потому что ищу поваренную книгу. Я хочу научиться готовить и помогать тебе по хозяйству.
— Ах, — выдохнула мама, после чего из соседней комнаты примчался папа и спросил, что это свалилось.
Я объяснил, что когда мама упала в обморок, она локтем столкнула со шкафа любимый папин пятикилограммовый самородок.
— А почему мама упала в обморок? — испугался отец.
— Я попросил у нее поваренную книгу, — кротко ответил я, — хочу научиться готовить, чтобы помогать ей по хозяйству.
Отец тоже рухнул на диван рядом с мамой и, падая, столкнул с приемника любимую мамину вазочку из борского стекла.
Когда через четверть часа родители пришли в себя, меня раздели, уложили в постель, и мама сунула мне под мышку градусник.
— Он все время бредил…
— Да что же это такое? Что такое? — повторял отец.
— Но со мной правда все в порядке! — протестовал я.
Мама вынула градусник, посмотрела на него и испугалась:
— С ним правда все в порядке, так что…
И запнулась. Они с папой тут же начали безудержно радоваться моему прекрасному воспитанию.
Поваренную книгу я, разумеется, получил. Кстати, она нашлась в моей комнате под кроватью, в коробке с заброшенной коллекцией марок.
А на другой день мы собрались у Алеша.
— Кулинарное искусство, — заявил Алеш, — было и всегда будет делом мужским. С фантазией у женщин неважно!
Этой сентенцией Алеш положил конец нашим спорам относительно компонентов будущего торта.
Я принес переписанный из поваренной книги рецепт торта и шоколадной глазури, Мирек тарелки и кружевную бумагу под торт, а Ченда — свечку. Вернее, свечу, потому что она была почти полуметровой, мы даже засомневались, сможем ли воткнуть ее в торт.
— Эта свеча годится для освещения Градчан[9], а торт она просто раздавит, как муху, — сказал Мирек.
Ну, тут он был прав. На свече блестела фольга с картинкой: охотник, преследующий со сворой собак оленя. Когда мы спросили Ченду, откуда он взял свечу, он сказал, что ее дала двоюродная сестра, которая два года назад выиграла ее в лотерее на охотничьем балу.
— А что, твоя сестра охотница? — удивился Алеш.
Ченда скорчил гримасу и сказал, что если Алеш заглянет в свинарник, это еще не значит, что он свинья.
Я прыснул со смеху, а Алеш угрожающе нахмурился.
— Знаете, что мне напоминает эта картина? — оживился Мирек.
Мы с Алешем перестали готовиться к драке, а Ченда заявил, что не представляет, что эта картина может напоминать Миреку, если все мы ясно видим охотника, который со сворой собак гонится за оленем.
Алеш считал, что это не обычный охотник, а какой-нибудь там граф или герцог, я же сказал, что и герцог, и даже лорд могут быть обычными охотниками, и вспомнил анекдоты об английских лордах.