— Вперед! — Крикнул Клим, поджимая ноги, чтобы дверь такси закрылась.
И дверь закрылась, оставив Севелена — Эбрела позади.
50. Финал.
Такси летело, летело, и никак не улетало от «Неаполиса», оно скользило мимо его светящихся окон, мимо шлюзов,
— Куда… Куда мы летим?
Клим, дрожащими руками распутывавший узлы спеленавшей меня скатерти, поднял лицо к стеклянным поверхностям окна.
— В полицию! — сказал он.
— Направление: полиция агломерации Венеры, — буднично отчиталось такси.
И «Неаполис», наконец-то, исчез из поля зрения.
— Эбрел не летит за нами? — спросила я у Клима.
Клим мотнул головой.
— Даже если летит, полиция арестует.
— Он говорил, что камеры наблюдения видят его как Севелена!
Клим на секунду закрыл глаза.
— Он был в куртке с капюшоном, — сказал он, — тот, в твоей квартире, Севелен с лицом Эбрела, был в капюшоне. Видимо, когда камеры не видят его лица, они анализируют только походку и очертания фигуры. И определяют его как Севелена. А когда он показывает лицо, то камеры слежения определяют его как Эбрела. Так он и скрывается. Он прилетел к тебе как Севелен, он убил бы тебя, как Севелен, а потом вылетел бы в открытый космос, а вернулся оттуда уже Эбрелом. Ведь Эбрел часто курсирует между Венерой и Марсом!
— Ты хочешь сказать, его не поймают? — испугалась я.
— Поймают. У меня есть доказательство, — ответил мне Клим.
И такси замерло, объявив:
— Полиция.
— Идём, — Клим вытер тыльной стороной ладони кровь с моего лица, — Мы все расскажем Виллемсу, Доньярт не сможет отвертеться.
Я кивнула, и вошла в полицейское управление.
— Кто вы и с какой целью? — спросил робот на входе.
— Клим Зегзица и Алесия Уителл, к инспектору Виллемсу.
Но звать инспектора не пришлось. Он сам торопливо спускался к нам по лестнице.
— Барышня Алесия, что с вами? — потрясенно спросил меня инспектор Виллемс.
— Это Севелен! — прошептала я, потому что голос ко мне ещё не вернулся.
— Севелен! Где он? — и инспектор ошарашенно оглянулся.
Клим сжал кулаки.
— Он был в её квартире, — сказал Клим, — он пытался её убить! Инспектор Виллемс, я звонил вам весь день, просил принять меры, просил вас защитить её!
— Но вы просили меня защитить её от Эбрела Доньярта, а не от Севелена!
— Вы никогда не видели Эбрела Доньярта, — сказал Клим инспектору, — Эбрел Доньярт был убит сразу после взрыва на «Валькирии». Он был убит своим племянником Севеленом. Вот доказательство, — и Клим протянул инспектору Виллемсу пузырек.
Я сразу узнала его — это был тот самый пузырёк с таблетками, который забыл в моей ванной Эбрел. Эбрел-Севелен.
— Что это? — спросил инспектор Виллемс, — барышня Алесия, садитесь, я вызову вам врача.
— Это лекарство, которое пьют при трансплантации органов, — ответил Клим, — Его пьют, чтобы не было отторжения. У меня есть заключение из лаборатории, я отдавал это лекарство на анализ…
— Но… — начал было инспектор Виллемс.
— Я взял это лекарство в ванной у Алесии, его там оставил Эбрел. То есть, Севелен. Севелен убил Эбрела, расчленил его и нашил на себя его лицо и конечности. У него тело Севелена, и лицо Эбрела, и именно так он уходит от камер наблюдения! Когда он закрывает лицо, камеры считывают его походку и регистрируют его как Севелена, а когда он открывает лицо, они считают его Эбрелом!
Инспектор Виллемс остановил Клима жестом руки. Он взял из пальцев Клима пузырёк с лекарством, взял у него заключение из лаборатории, повертел пузырёк в руках, видимо, чтобы убедиться что тот не пустой, потом убрал в карман, и принялся внимательно читать лабораторное заключение.
— Я верю этой бумаге, — сказал инспектор Виллемс, — но она ничего не доказывает. Хотя бы потому, что я не могу верить барышне Алесии. Я вынужден запротоколировать ваши слова, но простите меня, ей я не верю.
Я хотела начать спорить с инспектором Виллемсом, но не успела потому что ко мне подошёл врач — человек в форменном белом костюме.
— Вы пострадавшая? — спросил он меня, и не дослушав мой ответ, он извлёк из чемоданчика какой-то прибор, и приложил его к моему лицу.
Мне стало легче, правый глаз открылся чуть шире, кровь перестала заливать лицо.
— Серьёзных повреждений нет, — сказал врач, — прикладывая что-то прохладное к моей щеке, — но синяки сойдут не раньше чем через три дня.