– Привет, Лиззи! Ты все еще хочешь позаниматься и подготовить нашу презентацию?
Лиззи тотчас же сообразила, что к чему.
– Да, за этим и звоню. Я прикинула, что если мы закончим сегодня, то в выходные у нас будет свободное время.
– Я должна спросить у родителей. Ты подождешь?
Я разыграла целое представление, шумно спустившись вниз, чтобы дать отцу время положить трубку. Если бы я застигла его с поличным, мне пришлось бы выслушать лекцию о том, что его поведение оправданно, поскольку мне нельзя доверять. Я застала отца за столом, угрюмо читающим роман Найпола[52]. Мельком взглянув на меня, он разрешил уйти из дома.
Когда Лиззи заехала за мной, она буквально прыгала от возбуждения.
– Чем ты занимаешься на зимних каникулах?
Официально каникулы назывались рождественскими, однако школьники – не христиане обычно придумывали для них другие названия.
Я уныло думала о том, что проведу две недели со своими родителями.
– Еще не знаю.
– Мы с Хитер собираемся отправиться в Беверли-Хиллс на то частное выступление. Я слышала о нем от взрослых девчонок на том концерте в субботу.
– Что это за выступление?
– Насколько я поняла, в городе живет какая-то большая шишка из звукозаписывающей фирмы «Матадор», и он в канун нового 1993 года собирается устроить предварительный показ инди-групп.
– Ну… Потенциально интересно. – Я произнесла это задумчивым тоном маститого ученого, что на нашем кодовом языке означало «Конечно, твою мать!».
Мы свернули в тупик, в конце которого стоял дом Хитер, шоколадного цвета, в точности такой, как и его соседи. Лиззи заглушила двигатель.
– Не хочешь сперва наширяться? – Лиззи одарила меня своей самой обаятельной улыбкой пирата-проказника. Впервые после того разговора с Тесс я ощутила прилив беззаветной любви к ней. Это моя лучшая подруга, она разбирается в геологии, никогда не судит меня и при том остается непослушной бунтаркой, как Великолепная Гарсия. Я была права: больше мы никого не убьем. Да, произошла очень мерзкая вещь, но, быть может, это будет самым мерзким, что случится в моей жизни. Я затянулась из деревянной с пластиком трубки, которую нам, вопреки всем опасениям, продали в аптеке.
– Я так рада, что мы уберемся отсюда ко всем чертям через… – Я сосчитала по пальцам. – Через шесть месяцев? Как ты думаешь, мы сможем уже летом переехать в Лос-Анджелес?
Лиззи выпустила дым через плечо в мутный полумрак.
– Боюсь, до начала семестра нас в общежитие не заселят. Но, может быть, удастся что-нибудь придумать?
Мы еще несколько раз передали друг другу трубку, и наконец я почувствовала, как из меня выветриваются последние токсины отцовского взгляда. За запотевшими стеклами Ирвин постепенно испарялся, его бесконечно повторяющиеся контуры сменялись испанской колониальной архитектурой студенческого городка Калифорнийского университета и забетонированными двориками Восточного Лос-Анджелеса, залитыми пятнами света.
Когда Хитер впустила нас в дом, я увидела у нее за спиной в обеденном зале многолюдное семейное сборище – бесчисленных дядющек, тетушек, двоюродных братьев и сестер. Там был и Хамид, убирающий со стола посуду. Волосы у него отросли. Когда он взглянул на меня, я вздрогнула, и это никак нельзя было списать на то, что какой-то инопланетянин взял в свои руки мою сердечно-сосудистую систему. Нет, это было лишь мое сердце, забившееся чаще. Хамид улыбнулся, и я поймала себя на том, что не пошла следом за Лиззи в комнату Хитер.
– Привет, Бет!
Выйдя в прихожую, Хамид неловко прислонился к вешалке с горой одежды.
Несмотря на то что в соседней комнате находились его родители, а мои подруги демонстративно остановились перед постером «Икс-рэй Спекс» на двери в комнату Хитер, у меня возникло ощущение, что мы здесь совершенно одни. Никто не мог нас услышать.
– Привет… Ты приехал на зимние каникулы?
– Да, на пару недель. – Хамид оглянулся на Хитер и Лиззи. – Я могу поговорить с тобой?
Гул у меня в голове нельзя было объяснить лишь несколькими затяжками «травки».
– Ну да… Конечно.
– Давай прогуляемся.
Я оставила Хитер и Лиззи слушать музыку, пообещав вернуться через несколько минут.
Воздух на улице ударил резкой прохладной сыростью, и я глубже засунула руки в карманы куртки. Какое-то время мы шли молча, переходя из одной лужицы света в другую, а наши тени вращались вокруг нас.
– Я много думал о прошлом лете, – наконец быстро заговорил Хамид. – Наверное, мне просто хочется понять, что случилось. По-моему, мы друг другу нравились, и внезапно ты перестала говорить со мной. Я рассказал об этом одной своей знакомой в общежитии (разумеется, не все, я не разглашал ничего личного), и она назвала меня ничтожеством. Я правда вел себя как ничтожество? Ты на меня злишься?
52
Скорее всего, имеется в виду сэр Видиадхар Сураджпрасад Найпол (1932–2018), английский писатель индийского происхождения, лауреат Нобелевской премии