– Не лезь под стрелка! – крикнул ему Дирк. – Стреляй по движкам!
Он достал хвостового стрелка в ту пару секунд, когда удлиненный зад «Веллингтона» занял собой все лобовое стекло его машины. Этих секунд было достаточно – спрятанная в носу пушка и пара пулеметов сделали свое дело, вгрызлись в хлипкий металл британского разведчика, напрочь снося угловатую полупрозрачную башенку вместе со стрелком.
– Попал! – торжествуя, заорал Больт. «Деточка скушала вкусную конфетку, – злорадствуя, подумал Дирк. – Я хотел бы посмотреть, как бы ты сделал это сам».
Стремительно поднявшись, он развернулся и полюбовался на работу гауптмана. Его очереди поразили левый двигатель и разнесли кабину пилотов – свалившись на крыло, изувеченный «Веллингтон» падал в море. Из люка уцелевшей штурманской кабины вывалился черный комок, вспух белым цветком парашюта. Следом за ним погибшую машину покинул еще один член экипажа. Винкельхок проводил их взглядом – вода теплая, не пропадут – и ощутил дьявольское желание дать Больту по шее. Стрелять он, пожалуй, умел: по крайней мере, не хуже остальных. А вот думать головой… да-а, тут были проблемы. Вероятно, годы, проведенные в одном из старейших университетов Германии, напрочь отучили парня быстро соображать.
"Если это у Медведя лучший пилот, – подумал Дирк, – то мне, кажется, здорово повезло. Попал, называется. Впрочем, понятно – все толковые парни торчат в полках и ягдгруппах[5] ПВО Германии, отражая бесконечные налеты англичан, а сюда, в Африканский корпус, сгоняют, как правило, летчиков так себе. Ставят над ними толкового, но опального, вроде того же Медведя, командира и бросают против таких же олухов из колониальных подразделений РАФ[6].
– Будем возвращаться, – решил Больт. – Нам и так нечасто удается поймать «летучую мышь», обычно они уходят на Мальту еще до рассвета, а летать по ночам Торн не разрешает – ни у кого нет ночной подготовки. Все «ночники» остались дома…
«Мне безразлично, когда летать, – усмехнулся про себя Винкельхок. – Что днем, что ночью. И безразлично на чем – на истребителе, на бомбере… какая разница? Пыхтящий гроб, еле-еле разгоняющийся до шестисот с чем-то в час, да еще и грозящий развалиться в воздухе от малейшей перегрузки. Даже странно, что ни одна из этих тарахтелок до сих пор не рассыпалась от моих маневров».
Полк уже не спал. Наземные экипажи спешно готовили машины к боевому вылету – приземлившись, Дирк нашел Торна возле его самолета. Медведь пыхтел, страшно ругался и при помощи двоих ефрейторов в замасленных робах пытался влезть в сложную сбрую парашютных ремней. Благодаря надетому сосисочному жилету он казался невероятно толстым: становилось страшно за целостность тесной и хлипкой кабины «Мессершмитта», Медведь вполне мог разломать ее своим героическим брюхом.
– А, – сказал он, прекратив поливать парашют и ефрейторов матом, – это вы… как успехи?
– Дружище Гюнтер уделал «Веллингтон», – невозмутимо сообщил Дирк. – Вот и он, кстати.
– Какого дьявола ты летаешь без парашюта? – Зашипел Больт, подходя к крылу командирского истребителя. – Я там, в темноте, и не заметил… а тут, смотрю – выскакивает из кокпита чуть ли не голый!.. Спятил?
– Он всегда так, – проворчал Торн, – у него личное дело от взысканий пухнет – того и гляди разорвется к черту. А вы, герр гауптман, – докладывать не желаете?
– Герр оберст-лейтенант! – поспешно затараторил Больт, вытягиваясь в струнку. – В процессе ознакомительного полета нами был обнаружен и сбит английский разведывательный самолет марки «Веллингтон»…
– Не «нами», а «мной», – негромко перебил Винкельхок, глядя в сторону.
Больт осекся и посмотрел на него с искренним удивлением. Дирк махнул рукой и выразительно поморщился.
Торр закончил наконец сражение с парашютом, оправил на себе бесчисленные лямки и дернул ладонью:
– Потом разберемся. Вы пока отдыхайте. Сегодня работы немного, обойдемся без вас. Полк, взлет! – крикнул он, обращаясь к стоявшему поодаль адъютанту.
Ефрейторы деловито забросили тушу командира в кабину. Торн захлопнул фонарь, стоявший поодаль фельдфебель-выпускающий взмахнул флажком, и командирская машина, поднимая пропеллером тучи пыли, двинулась вперед.
– А ты оригинал, – проорал Больт через рев моторов, – шутки у тебя… ну, идем в столовую – надеюсь, нам оставили пожрать.
– Ночью макаронные ребята выводят из гавани свои подлодки, – объяснял он, расположившись в просторном бараке офицерской столовой, оставшейся от итальянцев, – ну а за ней, естественно, остается светящийся след. Эти мерзавцы подкрадываются в снижении – и пожалуйста: пара бомб, и лодке приходится возвращаться на ремонт. Утопить ее удается редко, потому что трусливые британцы не решаются на второй заход, сразу же уматывают, но зацепить иногда получается. И плюс, конечно же, разведка. Ночью они тут все рассмотрят, а потом, бывает, налетит толпа «Свордфи-шей» с какого-нибудь авианосца – причем именно тогда, когда все итальянцы разлетелись по своим делам, и стоящие в порту корабли защитить некому.
Дирк молча жевал тушеную капусту со свининой и жалел об отсутствии пива. Во Франции, кажется, кормили лучше, к тому же иногда удавалось смыться в близлежащий городок и слегка оторваться в винном погребке у папаши Людо, который хоть и не любил немцев, но вина наливал исправно. Здесь о винах и развлечениях следовало забыть: даже если Медведь и отпустит в Триполи, делать там все равно нечего.
Впереди ждала бесконечная скука, сражения с британскими олухами, еще более бестолковыми, чем их собратья над Островом, и песок. Все кругом ходили в летных очках, и Винкельхок быстро понял, почему: нередкие порывы горячего пустынного ветра поднимали целые облака пыли, моментально забивавшей глаза. Желтая пыль была сутью бытия.
Она делала людей усталыми и раздражительными, и они мечтали поскорее вернуться в Европу, прочь от изнуряющей желтой жары; она проникала во все механизмы, и техники едва успевали менять воздушные фильтры карбюраторов и раз за разом перенабивать шприцами пресс-масленки; она была везде и всюду.