Первый. Он покинул Зальцбург.
Второй. Собирается давать концерты.
Сальери. Я, конечно, знал о нем давно. Молва о его виртуозности обошла всю Европу.
Первый. Говорят, первую симфонию он сочинил пяти лет от роду.
Второй. Я слышал, что первое Кончерто, — когда ему было только четыре.
Первый. А первую оперу — в четырнадцать лет.
Второй. «Митридат, царь Понта» называлась.
Сальери (обращается к ним). Сколько же ему лет сейчас?
Второй. Двадцать пять.
Сальери (вкрадчиво). И как долго он здесь пробудет?
Первый. Он не собирается уезжать.
Второй. Он приехал насовсем.
ВЕНТИЧЕЛЛИ исчезают.
На малой сцене освещается три надменные застывшие фигуры — РОЗЕНБЕРГА, ШТРЕКА и ВАН СВИТЕНА. ГОФМЕЙСТЕР передает ДИРЕКТОРУ ОПЕРЫ бумагу, только что полученную от ИМПЕРАТОРА. САЛЬЕРИ стоит на авансцене.
Штрек (Розенбергу). Вам поручено заказать герру Моцарту комическую оперу на немецком языке.
Сальери (зрителям). Это Иоган Киллиан фон Штрек, королевский гофмейстер. Истый придворный, до кончиков ногтей.
Розенберг (высокомерно). Почему на немецком? Оперы исполняются только на итальянском.
Сальери (зрителям). Граф Франц Орсини-Розенберг. Директор оперы. Имеет пристрастие ко всему итальянскому. Особенно благоволит ко мне.
Штрек (натянуто). Его величеству дорога идея создания национальной оперы. Он пожелал услышать сочинение на чистом немецком языке.
Ван Свитен. Да, но почему комическую? Музыке не пристало быть смешной.
Сальери (зрителям). А это барон Ван Свитен. Префект императорской библиотеки. Приверженец Свободных масонов. Чувством юмора не наделен. За пристрастие к старомодной музыке удостоен прозвища Лорд Фуга.
Ван Свитен. На прошлой неделе я слушал примечательную и серьезную оперу Моцарта «Идоменей, царь Крита».
Розенберг. Я тоже. Совсем молодой человек, а замахнулся на тему явно не по плечу. Слишком остро! Слишком много нот!
Штрек (говорит Розенбергу настойчиво). И тем не менее будьте добры передать ему заказ сегодня же.
Розенберг (нехотя берет контракт). Сдается мне, что с этим молодым человеком хлопот не оберешься (покидает малую сцену и подходит к САЛЬЕРИ). В детстве он был вундеркиндом. Это никогда не предвещает ничего хорошего. Отец его, Леопольд Моцарт, известный музыкант в Зальцбурге, служит у епископа и, говорят, большой педант. Он без конца таскал мальчишку по Европе. Заставлял играть на клавесине с завязанными глазами, затем одним пальцем и все в таком роде. (обращается к САЛЬЕРИ.) Все вундеркинды отвратительны — non e vero, Compositore?[13]
Сальери. Divengono sempre sterili com gli anni.[14]
Розенберг. Precisamente. Precisamente.[15]
Штрек (подозрительно). Вы это о чем?
Розенберг (беззаботно). Так, ни о чем, герр гофмейстер… Niente, Signore Pomposo![16]
Удаляется в радужном настроении. За ним уходит ШТРЕК. Он весьма раздражен. На авансцену выходит ВАН СВИТЕН.
Ван Свитен. Значит, встречаемся завтра в комитете по пенсиям для престарелых музыкантов?
Сальери (подобострастно). С вашей стороны очень любезно, барон, что вы пожелали присутствовать.
Ван Свитен (снисходительно). Вы, Сальери, весьма достойный человек. Вам следует войти в наше масонское братство. Мы бы с радостью приняли вас.
Сальери. Весьма польщен, барон!
Ван Свитен. Если хотите, я позабочусь и вас определят в мою ложу.
Сальери. Не знаю, достоин ли я такой чести?..
Ван Свитен. Ну что вы! В нашей среде одаренные люди из всех сословий. Я даже собираюсь молодого Моцарта привлечь. Если, конечно, он произведет хорошее впечатление.
Сальери (кланяется). Разумеется, барон. Честь имею.
ВАН СВИТЕН уходит.
(Зрителям.) Но честь, надо сказать, небольшая. В те годы почти все влиятельные люди были масонами. А ложа барона считалась самой модной. Что же до Моцарта — признаюсь, его приезд меня растревожил. Уж слишком его расхваливают. Захвалили совсем.