Прежде чем Саид успел ответить, двери в покои эмира открылись, и появился евнух. Величественным и одновременно женственным взмахом руки он подозвал пленников.
— Шевелитесь! Когда увидите благородного эмира, тут же падите на колени и дотроньтесь лбами до пола, — наставлял Кафур рыцарей. — Не поднимайте головы, пока он не разрешит вам это сделать. Стойте на коленях, пока он не разрешит вам подняться. Открывайте рты, только когда будете отвечать на вопросы эмира или когда он прикажет вам говорить. Малейшая ошибка — и вы узнаете, что такое бастонада[19]!
Герольт и Морис вошли в огромный квадратный зал, еще более роскошный, чем предыдущие комнаты. Одна из стен этого зала имела две двери, выходившие на террасу сада. Как и приказал Кафур, рыцари опустились на колени и прикоснулись лбами к ковру. Поскольку руки у них были связаны за спинами, выглядели они весьма неэлегантно.
Краем глаза Герольт заметил, что два вооруженных саблями охранника, которые были одеты в черные наряды и носили черные тюрбаны, заняли места возле дверей. Обычные тюремщики вроде Саида и Махмуда не имели доступа в покои эмира даже в качестве охранников.
Несколько минут Тюран эль-Шавар Сабуни продержал пленников в этом настолько же унизительном, насколько и неудобном положении. В течение этого времени он не произнес ни слова. До ушей рыцарей доносились только щебет птиц в саду, плеск воды и сладострастное чавканье. Через открытые в сад двери теплый утренний воздух доносил запах жасмина и других растений. Судя по всему, наступавший день обещал быть очень жарким. Впрочем, под землей, где томились пленники, всегда было сыро и прохладно.
Прошла целая вечность, прежде чем рыцари услышали щелчок пальцев. Тотчас же палка Кафура опустилась на руку Герольта, и евнух торжественно произнес:
— Ваш повелитель, высокородный эмир Тюран эль-Шавар Сабуни, гроза всех своих врагов, даруй ему Аллах долгую жизнь и новые славные победы над неверными, великодушно позволяет вам, недостойным, поднять головы.
Герольт и Морис тут же выпрямились.
Эмир восседал на складном кресле розового дерева шагах в десяти от рыцарей. Вероятно, этот предмет мебели тоже входил в число его трофеев. Изысканная деревянная резьба, а также орнамент и символы, выполненные на латунной обивке, указывали на работу южноевропейского мастера. Справа от кресла на треногой подставке находилось огромное золотое блюдо. На нем стояли золотая тарелка с виноградом и различными фруктами, шарообразный хрустальный графин с жидкостью лимонного цвета и золотой кубок.
Тюран эль-Шавар Сабуни был человеком крепкого атлетического сложения. Однако ни широкие плечи и грудь, ни просторные одежды цвета шафрана, украшенные рубинами, не могли скрыть крупный живот человека, склонного к обжорству. Под белым тюрбаном, знаком ранга эмира, виднелось покрытое шрамами лицо с густыми бровями и темными глазами. Грубую внешность Тюрана дополнял сдвинутый вправо нос — вероятно, он был перебит в бою и потом плохо сросся. Мощный подбородок просвечивал сквозь негустую крашеную черную бороду. Внешность эмира внушала страх, особенно тем, кто оказывался в его полной власти.
Тюран ничего не говорил и продолжал, громко чавкая, отправлять в рот одну виноградину за другой. Он смотрел на сад с бассейнами, прудами, павильонами и галереями, украшенными цветами вьющихся растений, и на лице его играла злобная усмешка. Казалось, эмир даже не замечал присутствия пленников, а думал о чем-то безрадостном, не имевшем к ним никакого отношения.
Рыцари увидели два стола с косо установленными столешницами, предназначенными для того, чтобы за ними писали стоя. На столах лежали куски пергамента и перья. Чернильницы и чашки с песком стояли там же. Письменные принадлежности успокоили друзей больше, чем они могли бы себе в этом признаться. Получается, эмир действительно позвал их затем, чтобы они в его присутствии написали своим родным письма с просьбой о выкупе.
Внезапно эмир бросил в тарелку гроздь винограда, которую до этого задумчиво ощипывал, и резко встал. Даже Кафур вздрогнул от неожиданного прыжка своего повелителя.
— Пятьсот динаров — это цена самого последнего крестоносца. А за тамплиера, каждый из которых, как известно, составляет гордость рыцарства, дают не меньше тысячи динаров! — свирепо прокричал эмир, оглядывая своих пленников. — На этой цене мы могли бы и остановиться. Однако ваш собрат-тамплиер, эта трусливая крыса Ибрагим, забрался ночью на «Калатраву» и устроил там пожар. Так что за его подлую выходку вы тоже заплатите!
19