Если посчитать все самолеты, которые успешно взлетали и садились, а если и пропадали, то потом целые и невредимые возвращались на базу, то может показаться, что, действуя в Арктике, ни летчики, ни тем более корабли ничем не рисковали. Однако на деле все обстояло не так. Всего за одну неделю, пришедшуюся на конец июня — начало июля, «Браганца» в попытке освободиться ото льда сломала лебедку, а «Красин» повредил гребной винт левого двигателя и потому не мог идти полным ходом. «Малыгин» в это время беспомощно дрейфовал, увязнув в многолетнем льду и ежесекундно рискуя быть им раздавленным. Бабушкин предпринял еще один вылет и снова не вернулся в расчетное время. На третьи сутки после его пропажи начальник экспедиции Владимир Визе дал радиограмму на «Красин» Самойловичу, прося в случае необходимости оказать помощь летчику {121}.
Однако положение самого «Красина» оставляло желать лучшего. К востоку от мыса Платен корабль встретил непроходимый многолетний лед большой сплоченности. Могучие двигатели заглушили. Руководящий состав совещался, решая, как выходить из трудного положения, вызванного поломкой винта. Не ревели двигатели, не трещал ломающийся лед, не стучали, ударяясь друг о друга, торосы. Непривычная тишина давила на уши и вызывала головокружение. Чтобы поддержать в людях боевой дух, всем разрешили спуститься на лед и погулять. Членам экипажа раздали лыжи и палки, но управляться с ними умели не все. Вечером лед вокруг ледокола был густо усеян сломанными лыжами и палками.
Кроме того, всем выдали по дополнительной порции вкусной еды. И впервые с тех пор, как корабль достиг арктических широт, разлили водку — по 50 г на человека в маленький медицинский пузырек коричневого стекла. Зазвучали тосты, зазвенела посуда, а вечером в кают-компании состоялся большой концерт. Палубная и машинная команды собрали из балалаек и мандолин внушительный оркестр. А заместитель начальника экспедиции Пауль Орас под звуки старинных песен исполнял народные танцы.
Весь следующий день, 5 июля, ледокол простоял на месте. Осмотреть поврежденный винт отправили водолаза. Неполадки оказались гораздо серьезнее, чем предполагалось вначале. Сломалась одна из четырех лопастей винта, кроме того, треснул ограничитель в рулевом аппарате[64]. Капитан Эгги отправил в Москву радиограмму, в которой предлагал вернуться в Ис-фьорд, чтобы в Лонгйире произвести ремонт. В тот вечер профессор Самойлович сам выступил с докладом о Шпицбергене и об их экспедиции. Кают-компания была набита битком.
На следующий день из Москвы пришел четкий и недвусмысленный ответ. «Возвращение не одобряем. Найдите достаточно ровное ледовое поле, с которого аэроплан может взлетать и садиться без особого риска. Летчику Чухновскому дается разрешение попробовать спасти группу Вильери самолетом. Продолжайте активные спасательные работы до тех пор, пока на борту не останется всего 1000 т угля, необходимые на обратный путь» {122}.
Истинного положения дел в Москве не знали. На борту «Красина» к тому времени имелось всего 1700 т угля, из которых 1000 т надо было сохранить на обратный путь. Свобода его передвижения в тяжелых льдах была заметно ограничена.
Глава 21
Спасены
Летной группе «Красина», возглавляемой 30-летним летчиком Борисом Григорьевичем Чухновским, наконец-то предстояло подняться в небо. Чухновский добивался разрешения на вылет с тех пор, как ледокол прошел мимо острова Медвежьего, и от нетерпения уже готов был взбунтоваться, поскольку вылет все никак не разрешали. Но вот из Москвы пришла немногословная радиограмма с приказом идти на восток — несмотря на повреждение лопасти и недостаточные запасы угля — и тишине на борту ледокола пришел конец. Снова оглушительно загрохотали машины. Сумрачные лестничные пролеты и коридоры корабля заполнил кислый запах горящего угля. Забегали по проходам люди. Гигант с ревом проснулся и вступил в бой со льдом.
Впередсмотрящий заметил неподалеку от ледокола большую ровную льдину, возможно, подходящую под взлетную площадку для «Юнкерсов». В 8 утра «Красин» снова стал прорываться сквозь льды, но прошел не один час, прежде чем он добрался до льдины всего в полутора морских милях от него. Сколько угля ушло на этот маневр, никому докладывать не стали. «Юнкерс» подняли из грузового отсека и приготовили к разведывательному полету. G23 «Красный медведь» был больше, чем «Юнкерс» на борту «Малыгина», и вдобавок имел три мотора и большую грузоподъемность. Поплавки новой модели, которые так нахваливал Бабушкин, были установлены и на «Юнкерс» Чухновского. Обе машины имели примерно равный радиус действия, но позиция «Красина» — 80°47′ с. ш. и 23°7′ в. д. — была гораздо ближе к лагерю итальянцев.
64
«По мнению механика Ершова, в момент, когда „Красин“ отодвигался назад, чтобы с разбегу снова наброситься на ледяную твердь, руль уперся в льдину, льдина не поддалась, и ограничитель в рулевом аппарате сломался, не выдержав напряжения…» (Миндлин Э. Красин во льдах. М.: Детгиз, 1961. С. 55) См. также: Самойлович P. Л. S.O.S. в Арктике. Берлин: Петрополис, 1930. С. 96–97. —