— Ты ждешь, когда мы начнем страдать, — сказала женщина, — не так ли?
Я улыбнулся.
— Но это случится нескоро. Даже если мы упадем в океан, Эта сфера сохранит нам жизнь. Мы можем оставаться здесь месяцами, до тех пор, пока не закончится еда.
— Я могу подождать, — сказал я нежно.
Она повернулась к мужу.
— Значит, мы обязаны быть последними, — сказала она. — Разве ты не видишь? Если бы это было не так, разве он был бы тут?
— Правильно, — сказал мужчина с интонацией, которая, честно говоря, мне очень не понравилась. Он склонился над пультом управления. — Больше нам здесь делать нечего. Ева, не могла бы ты… — он отошел назад, указывая на большой рубильник с красной ручкой.
Женщина подошла к рубильнику и положила на него руку.
— Секундочку, — пробормотал я смущенно. — Куда это вы собрались? Что это за вещь?
Она улыбнулась мне.
— Это не только машина, генерирующая силовое поле, — сказала она.
— Нет? — удивился я. — А что еще?
— Это машина времени, — ответил мужчина.
— Мы отправляемся назад, — прошептала женщина, — в самое начало.
Назад, в самое начало, чтобы начать все заново.
Без меня.
Женщина сказала:
— Ты выиграл Армагеддон, но ты потерял Землю.
Конечно, я знал ответ на этот вопрос, но она была женщиной, и последнее слово было за ней.
Я указал на фиолетовую темноту снаружи.
— Потерял Землю? А что же это?
Она начала опускать рубильник.
— Ад, — сказала она.
И я помнил ее голос долгие десятки тысяч одиноких лет.
Прибрежный бродяга[14]
Максвелл и девушка с изумительным бюстом начали свой уик-энд в четверг, с Венеции. В пятницу они отправились в Париж, суббота была отдана Ницце, а в воскресенье они пресытились. За завтраком девушка, которую звали Алиса, дулась на Максвелла.
— Вернон, давай махнем куда-нибудь еще, — ныла Алиса.
— Непременно, — не слишком любезно отозвался Максвелл.
— А как насчет того, чтобы отведать букашкиных яиц?
— Ф-фу, — фыркнула Алиса, отталкивая тарелку. — Если когда-то я их и ела, то теперь не желаю. Какой ты несносный по утрам!
Ей действительно были поданы яйца насекомых, правда, в меню они значились как oeufs Procyon Thibault, и три небольших коричневых шарика размером с фасолину стоили примерно в тысячу раз больше таившейся в них питательной ценности. Министерство Информации Североамериканского Союза неплохо платило Максвеллу за сценарии — он заправлял целой бандой комиков из шести человек в телешоу «Космический коктейль», — но все же и он постепенно начинал звереть, задумываясь о том, во что обойдутся эти пять дней для его бюджета.
С виду Максвелл был невысоким крепышом, довольно симпатичным, если не считать слегка выпученных глаз. Когда он поднимал брови — а в разговоре такое случалось постоянно, — его загорелый лоб бороздили похожие на гармошку морщинки. Некоторые девушки находили это привлекательным; остальных же обычно впечатляли изящные складки его туники ручной отделки и пояс в сорок кредиток. Правда, у Максвелла было подозрение, что Алиса, чья наиболее выдающаяся особенность была упомянута выше, принадлежала к последним.
— И куда бы ты хотела отправиться? — вяло поинтересовался Максвелл. Их дымящийся и ароматный кофе уже приблизился по конвейерной ленте, и теперь он угрюмо потягивал его. — Хочешь, сгоняем в Алжир? Или в какой-нибудь Стокгольм?
— Нет. — Алиса помотала головой. Она подняла длинную белую руку, убирая со лба медового цвета прядь. — Ты не понял, о чем я говорю. Я имела в виду — давай махнем куда-нибудь на другую планету.
Максвелл слегка поперхнулся и расплескал кофе по столу. — В Европе, конечно, ничего, — с пренебрежением протянула Алиса, — только все тут становится… ну прямо как в Чикаго. Давай хоть раз махнем в какое-нибудь особенное местечко.
— И вернемся к завтрашнему утру? — вопросил Максвелл. — Даже до Проксимы лететь десять часов — нам хватит времени только на то, чтобы сгонять на лайнере туда и обратно.
Алиса опустила свои длинные ресницы, решив на этот раз быть и соблазнительной и сердитой одновременно. «Если учесть, что сейчас десять утра, — подумал Максвелл, — то у нее здорово получается».
— Ты что, не можешь послать подальше этот понедельник? — осведомилась она.
Команда Максвелла работала, на две недели опережая план; правда, по возвращении ему придется слегка засучить рукава. Что за черт — почему бы в самом деле не сказаться больным до вторника или среды?