Выбрать главу
Так насладимся же им сами, Пока побыть он хочет с нами! Отгоним суету, тревоги: Днем завтрашним — владеют боги!
Перевод Д. В. Щедровицкого

Эндрю Марвелл{14}

МОЕМУ БЛАГОРОДНОМУ ДРУГУ МИСТЕРУ РИЧАРДУ ЛАВЛЕЙСУ НА КНИГУ ЕГО СТИХОВ[629]

С тех давних пор, как с музой вы сдружились, Век выродился, нравы изменились.[630] На каждом — духа общего печать: Заразы времени не избежать! Когда-то не было пути иного К признанию, чем искреннее слово. Был тот хвалим, кто не жалел похвал, Кто не венчался лавром, а венчал. Честь оказать считалось делом чести. Но простодушье кануло без вести. Увы, теперь другие времена, В умах кипит гражданская война; Признанье, славу добывают с бою, Возвышен тот, кто всех сравнял с землею. И каждый свежий цвет, и каждый плод Завистливая гусеница жрет. Я вижу этой саранчи скопленье, Идущей на поэта в наступленье: Пиявок, слухоловок и слепней, Бумажных крыс, ночных нетопырей, Злых цензоров, впивающихся в книгу,[631] Как бы ища преступную интригу В любой строке, — язвительных судей, Что всякой консистории[632] лютей. Всю желчь свою и злобу языкасту Они обрушат на твою «Лукасту». Забьет тревогу бдительный зоил: Мол, ты свободу слова извратил. Другой, глядишь, потребует ареста Для книги, а певца — вернуть на место,[633] Зане со шпагой пел он красоту[634] И подписал петицию не ту. Но лишь прекрасный пол о том узнает, Что Лавлейсу опасность угрожает, Их Лавлейсу, кумиру и певцу, Таланту лучшему и храбрецу, Сжимавшему так яро меч железный, Так нежно — ручку женщины прелестной,[635] Они в атаку бросятся без лат И своего поэта защитят. А самая прекрасная меж ними, Решив, что сам я — заодно с другими, В меня вонзила взгляд острей клинка (Ей ведомо, как эта боль сладка!). «Нет! — я вскричал, — напрасно не казни ты, Я насмерть лягу для его защиты!» Но тот, кто взыскан славою, стоит Превыше всех обид и всех защит. Ему — мужей достойных одобренье И милых нимф любовь и поклоненье.
Перевод Г. М. Кружкова

ЮНАЯ ЛЮБОВЬ[636]

Ангел мой, иди сюда, Дай тебя поцеловать: В наши разные года Нас не станут ревновать.
Хорошо к летам твоим Старость пристегнуть шутя; Без оглядки мы шалим, Словно нянька и дитя.
Так резва и так юна, Радость у тебя в крови; Для греха ты зелена, Но созрела для любви.
Разве только лишь быка Просит в жертву Купидон? С радостью, наверняка, И ягненка примет он.
Ты увянешь, может быть, Не отпраздновав расцвет; Но умеющим любить Не страшны угрозы лет.
Чем бы ни дразнило нас Время — добрым или злым, Предвосхитим добрый час Или злой — опередим.
Дабы избежать вреда От интриг и мятежей, В колыбели иногда Коронуют королей.
Так, друг друга увенчав,[637] Будем царствовать вдвоем, А ревнующих держав[638] Притязания отметем!
Перевод Г. М. Кружкова

СКОРБЯЩАЯ[639]

Скажи, отгадчик провиденья,[640] Ты, звездочет и книгочей: Что значит Близнецов рожденье[641] В купели звездной сих очей?
Печаль, отяготив ресницы, Застыла так, что зыбкий взор Как будто в вышину стремится, Небес приемля приговор.
И нарастает постепенно, И разрешается в слезах, Дабы росою драгоценной Усопшего осыпать прах.
Но злоречивцы утверждают,[642] Что сей росе — не тяжко пасть: Она лишь ночву увлажняет, Чтоб заронить иную страсть.
В плену гордыни изнывая, Она себе слезами льстит, Сама трепещет, как Даная, Сама, как дождь, благовестит.
Иные заключают дале: Мол, так она поглощена Надеждами, что все печали Выбрасывает из окна.
Не платит долг воспоминанья Тому, кто мертв и погребен, А черни мечет подаянье, Другого возводя на трон.
вернуться

629

Это стихотворение вошло в число предпосланных первому изданию сборника лирики Лавлейса «Лукаста» (1649). По всей видимости, Марвелл написал его еще в 1647 г., когда «Лукасту» готовили к печати. Поэты подружились в Кэмбридже в конце 30-х годов.

вернуться

630

С тех давних пор… нравы изменились. — Марвелл сравнивает Лондон 30-х годов с Лондоном конца 40-х годов, когда оба поэта встретились по возвращении из-за границы.

вернуться

631

…злых цензоров, впивающихся в книгу… — В июне 1643 г. специальным актом парламента было запрещено печатать книги, не прошедшие пуританскую цензуру.

вернуться

632

Консистория — суд пресвитеров-пуритан.

вернуться

633

…вернуть на место… — То есть вернуть Лавлейса в тюрьму, где он пробыл с 30 апреля по 21 июня 1642 г. за то, что представил в парламент так называемую Кентскую петицию.

вернуться

634

…со шпагой пел он красоту… — Аллюзия на стихотворение Лавлейса «Лукасте, уходя на войну».

вернуться

635

…сжимавшему так яро меч железный, так нежно — ручку женщины прелестной… — Аллюзия на строки из книги Т. Мэлори «Смерть Артура» (опубликована в 1485 г.), где прославляется сэр Ланселот, куртуазнейший из рыцарей Круглого Стола: «И ты был самым добрым и мягким человеком из всех, кто сидел за трапезой среди дам; и ты был самым отважным воином в поединке с врагом из всех, кто держал копье на поле боя». Таким образом, Марвелл сознательно стилизует облик Лавлейса в духе куртуазной традиции.

вернуться

636

Герой этого шутливого стихотворения обращается к маленькой девочке, однако совершенно очевидно, что смысл стихотворения непонятен для юной героини, да и само обращение к ней скорее всего лишь дань моде на драматические монологи в духе Донна.

вернуться

637

Так, друг друга увенчав… — Как считают комментаторы, герои стихотворения обмениваются венками из цветов.

вернуться

638

…а ревнующих держав… — Реминисценция из стихотворений Донна «Восходящему солнцу» и «Годовщина».

вернуться

639

Исследователи предполагают, что героиней этого стихотворения является придворная красавица миссис Кэрк, дочь поэта-кавалера Орелиана Тауншенда (1583–1651). В подлиннике героиня «Скорбящей» названа Хлорой. Этим же именем Марвелл назвал миссис Кэрк и в «Элегии на смерть лорда Фрэнсиса Виллерса». Если предположение исследователей верно, то Марвелл изображает в стихотворении скорбь миссис Кэрк по юному роялисту Фрэнсису Виллерсу, который увлекся ею незадолго до своей гибели (1648).

вернуться

640

Отгадчик провиденья — астролог, весьма распространенная фигура той эпохи.

вернуться

641

Близнецов рожденье — поток слез, текущий из глаз героини.

вернуться

642

…злоречивцы утверждают… — По свидетельству мемуаристов, миссис Кэрк отличалась большой ветреностью, что вполне объясняет нелестное мнение «злоречивцев».