– Наше дело маленькое, – Мод тяжело вздохнула, и вспомнила, что уже три раза ей пришлось отведать ореховых прутьев, – но она госпожа…
– Вот именно! – Хлое надоел этот разговор, – хватит болтать! Пошли! Будешь много болтать, и тебя отдадут гостям на сладкое! Знаешь, эти рыцари горазды служить своим дамам сердца, а сами не прочь завалить на сено любую смазливую девушку!
Дверь скрипнула, служанки вошли в комнату юной леди.
– Вы готовы, Леди? – Мягко спросила старшая горничная, осматривая Эвелину с головы до ног. – Вас уже ждут!
– Да! – Девушка кивнула, развела полы плаща, показав поясок и ничем не прикрытое тело. – Я готова!
Эвелина нашла в себе силы улыбнуться.
Молодая служанка последовала следом к выходу. «И как можно ходить в таком пояске? – Думала она. – Я бы и десяти шагов не выдержала! А на сено я не хочу! Остается надеяться, что заготовлено слишком много пива и вина и на нас, служанок, у господ просто не хватит сил!» Старшая держась на шаг впереди, почтительно распахивала дверь. Надо сказать, что отец девушки был достаточно благоразумен для того, чтобы не заставлять носить изделие венецианских кузнецов постоянно. Девушка к нему так и не привыкла: теперь пояс мешал при каждом шаге. Миновав темный узкий коридор, троица оказалась в пиршественном зале.
Все гости встали при появлении Эвелины. Голова именинницы гордо сидела на стройной шее, только шаг короткий, как у козочки, раньше срока уводимой пастухом с поля.
Ответив безмолвным поклоном на любезность гостей, она грациозно проследовала к своему месту в центре ковра.
– Despardieux![34] – Лорд Оливер Хаксли увидел, как служанки, проводив Эвелину к центру зала, унесли плащ. – До чего же она хороша!
Теперь все собравшиеся зрители могли видеть девушку во всей красе: по обычаю, заведенному лордом Чарльзом, никакой одежды, если не считать пояса верности, во время порки не полагалось. Тело именинницы было необъяснимо прекрасно, казалось, античная богиня залетела каким-то образом в дикий край с варварскими обычаями. Впрочем, как известно, античным богиням тоже доставалось: Венера порола розгами возлюбленную своего сына, Психею ветвями мирты, что куда более жестоко, чем английский орешник.
Отец с гордостью заявил гостям, что Эвелина с 12 лет днем и ночью носит «венецианскую решетку».
– Ключ от приспособления жених получит в день свадьбы из моих рук и станет единственным его обладателем!
– Отец, конечно, врет, такой доспех невозможно носить постоянно! Эта юная дьяволица, – Джон Хаунтен и опрокинул в себя стаканчик красного вина, – эта белая голубка будет ворковать в моей клетке!
Глаза барона сверкали огнем, в этот момент, не без участия Инкуба, Хаунтен забыл, что женат. Для закаленного воина жена не препятствие, если в голову приходит мысль полакомиться нежным телом.
«Это же лорд Оливер Хаксли! Это он привиделся мне тогда в амбаре! – Чувствуя приближение Голгофы, молодая аристократка выпрямила голову и скрестила руки на груди. – И он станет свидетелями моего позора! Вряд ли после этого он возьмет меня в жены. Кому нужна поротая публично девчонка? Зря я мерзла тогда в овине! Ну, значит, такова воля Господа и мне нужно вынести наказание с покорностью и достоинством! А этот Джон Хаунтен смотрит на меня так, как будто я свиной окорок!»
Впрочем, скрещивание рук не было жестом скромности, в таком положении груди не так сильно подпрыгивали в такт под свист орешника и адскую боль.
«Однако, кроткое выражение больше всего идет к ее лицу! Так монашки принимают от приора порку за грехи! Руками острые, так призывно торчащие сосцы прикрыла, ну ничего, розги великолепное лекарство для лечения девичьей скромности! У меня еще будет возможность рассмотреть все укромные уголки извивающегося под ударами тела, – подумал лорд Оливер Хаксли. – Голубая кровь придает девушке особую величавость! Видимо, от матери ей досталась красота и грация, а отцовская воля выставила это всем напоказ!»
И тут взгляды Эвелины и Хаксли встретились.
«Напрасно я нагадала, что молодой лорд сделает отцу предложение и возьмет меня в жены!» – подумала она. – Так пусть посмотрит, какую красивую невесту он потерял!»
Бледное лицо красавицы, ожидающей наказания, демонстрировало гостям и слугам полное смирение, а душа хотела покинуть тело. По заведенному обычаю девушка без напоминаний встала босыми ногами на середину злополучного ковра. Теперь она чем-то напоминала белого ферзя, на шахматном поле, которой ремесленник придал сходство с греческой богиней красоты. У нее еще не было грубых форм развитой женщины, воспетой греками, зато каждый изгиб нагого тела источал звонкую чувственность юности. Серебро пояса верности только подчеркивало белизну чистой девичьей кожи.
– Похоже, с розгами здесь не шутят! – Лорд Оливер Хаксли увидел, как граф выбрал в корыте мокрый ровный прут с мизинец толщиной и приблизился к соблазнительной цели.
– Только так надо воспитывать непослушных девиц! – Джон Хаунтен выпил еще один стаканчик вина.
Он нахмурился, его щеки вспыхнули, в глазах сверкнуло бешенство, выдававшее натуру буйную и неукротимую. – Строптивой девчонке просто необходимо подрезать крылышки! Ma foi!
«Смотри, – шепот Инкуба и вид обнаженной девушки потрясали закаленного воина, влекли в пропасть греховных помыслов, лишали разума.
Тончайшая талия молодой мученицы плавно переходила в изумительные внешние изгибы бедер, чувственно очерчивающих молочно – белые ягодицы. Тонкая изогнутая складка, разделяющая эти цвета слоновой кости холмы расширялась книзу и там сливалась с крепкими бедрами.
«Еще немного и он нарушит все рыцарские законы, – Инкуб расправил свои перепончатые крылья, – но получит девушку, а я еще одну грешную душу!»
Сейчас Инкуб был не видим. Никто из собравшихся не шептал молитв и чувствовал себя посланец тьмы очень комфортно.
«Не только общий счет нанесенных ударов увеличивался из года в год, моральные страдания, по мере того как она становилась все более женственной, всякий раз усиливались. Сейчас, когда девушка увидела среди гостей лорда Хаксли и Джона Хаунтена, ей захотелось провалиться сквозь землю. К дворне, она относилась с философским равнодушием, но присутствие знатных гостей выбило ее из колеи.
Повернув голову, юная аристократка увидела приближающегося отца. Шаг и на клетчатом ковре появилась вторая фигура, придав больше сходства происходящему с шахматной партией.
«Король и ферзь! – подумал лорд. – Вот только правила игры были очень далеки от мира шахмат!»
Напрасно девушка пыталась найти на строгом лице отца Чарльза хоть каплю сочувствия. Глаза Хаксли оставались темными и холодными. «Он не простил мне холодности!» – поняла она.
– Ну-с. Юная леди, начнем! – Отец, сконцентрировав взгляд на прекрасных округлых ягодицах, примериваясь, и медленно отвел руку с розгой назад.
Гости, отложив кубки и закуски, ждали, что будет дальше, не спуская глаз с хозяина и его дочери. По воцарившейся тишине девушка поняла, что «карающая десница» уже занесена, и вскоре она почувствует первый «поцелуй».
– Mon Dieu![35] Лорд Оливер Хаксли увидит, как меня бьют! – Прекрасная жертва слегка склонила голову и стиснула зубы, нагое тело трепетало в ожидании. – На балу я была такой ледяной, такой недоступной, а сейчас…
Тут лорд Оливер Хаксли увидел, что леди Эвелина не только сумела сохранить благородство, стоя обнаженной на потеху зрителям: она словно пыталась послать отцу взглядом тихий протест: «Ты приговорил меня к этому, так приводи же в исполнение свой дьявольский замысел!» Впрочем, вскоре она забыла об их существовании.
«Украсть ее по дороге в церковь, – в голове Джона, по подсказке Инкуба, зарождались крамольные мысли, далекие от мыслей, что посещают головы порядочных джентльменов – подумать только, сколько в этой голой девчонке и застенчивости и чувства собственного достоинства! Истинная дочь рыцаря! Такую бы птичку, да в сарай на солому!»