О душа моя[644],
о, настрой себя
к песнопениям,
полным святости,
5
ты уйми слепней[645]
матерьяльности,
ополчи мой ум
пылом ревностным,
и сплетем венец[646]
10
мы царю богов —
сей бескровный дар —
приношенье слов.
О творец миров,
я пою тебя
15
и средь волн морских,
и на острове,
на материке,
в городах пою,
и в горах пою,
20
и в полях пою —
и везде, куда
ни ступлю стопой,
я пою тебя,
о, творец миров.
25
Мне приносит ночь
гимн к тебе, господь,
возношу к тебе
я дневную песнь,
и поутру встав,
30
и в вечерний час
я тебе несу
песнопения.
Мне свидетели —
звезд седых лучи,
35
и луна в ночи,
и владыка сам
чистых звезд святых.
Мне свидетелем —
Солнце вышнее,
40
повелитель душ
незапятнанных,
Я стремлю свой путь
в твой святой чертог,
и несут меня
45
ноги легкие,
прочь от вещного[647]
устремлялся
к лону вышнего,
в твой святой чертог,
50
с ликованием
я иду к тебе.
Вот пришел с мольбой
на святой порог,
к совершению
55
действ таинственных,
вот с мольбой моей
я достиг вершин
многославных гор.
Вот в долине я
60
средь безмолвных мест
это Ливии
область южная[648].
И безбожный дух
не сквернит ее,
65
и следа в ней нет
суеты людской,
там душа моя
от страстей чиста,
замирает здесь
70
вожделение,
утихает боль,
утихает стон,
утихает гнев,
раздражение —
75
все, что мучает
жалкий смертный род -
там душа моя
с чистым помыслом
языком честным
80
вознесет тебе
надлежащий гимн.
О, замри, земля!
О, замри, эфир!
Ты, о море, стой,
85
ты, о воздух, стой[649]!
Не колышься, ветр,
не шуми, о вихрь!
Не греми, о ключ,
не плещи, река!
90
Не звени, капель
тока скального!
Глуби космоса,
свой уймите гул
в час вершенья служб
95
гимнопения!
В глубь земли ползи,
о змеиный род,
будь сокрыт землей
и крылатый змей,
демон вещного[650],
100
привидений друг,
ты, туман души[651],
что скликаешь псов,
слыша глас молитв.
105
Отче светлый наш,
отгони, молю,
душегубных псов
от молитв моих,
от души моей,
110
и от дел моих,
и от жизни всей!
Приношение
моего ума
доверяю я
115
многочтимейшим
тем служителям,
полным мудрости,
переносчикам
гимнов сих святых.
120
Вот влечет меня
к отправной черте
пресвятых словес,
вот звучит в уме
откровенья глас.
125
Отче, смилуйся,
Боже, смилуйся,
коль коснусь тебя,
как не следует,
на недолжный лад.
130
Чей могучий взор,
чей премудрый взор,
отразив тебя,
не потупится?
И богам нельзя
135
на твои огни
взор стремить в упор.
И когда летит
ум с высот твоих —
он становится
140
ласков к ближнему,
устремляется
к недоступному
в жажде свет узреть
в глубях пропасти,
145
тем путем пройти,
где дороги нет,
там, где взор влечет
красота идей
первозданная.
150
И оттуда ум
света взяв цветы[652]
в песнопения,
прекращает вмиг
все метания,
155
отдавая вновь
все свое тебе.
Есть ли что-нибудь
не твое, о царь?
Сам себе отец,
160
отче всех отцов,
сам отца не знав,
всем ты праотец,
сам себе ты сын[653],
ты — первейшее,
165
одного одно[654],
семя сущего,
центр всего и вся,
первозданный ум,
корень всех миров
170
первосозданных,
всюду вечный свет,
ум всеистинный,
кладезь мудрости[655],
ум, пронизанный
175
светом собственным,
око сам себе,
господин грозы,
вечности отец,
вечна жизнь твоя,
180
выше всех богов,
выше всех умов,
все в руке твоей,
умородный ум,
всех богов проток,
185
что вдыхает жизнь,
воскормитель душ,
кладезь кладезей,
всех начал исток,
корень всех корней.
190
Всех единств — одно,
чисел всех число,
ты одно — число,
постигаем ты
силой разума,
195
сущий до него,
ты одно и все,
ты одно во всем,
сущий до всего,
семя ты всему,
200
корень и побег,
жизни сок умам,
и жена, и муж.
Ум, что принят был
в эти таинства,
205
обходя кругом
в пляске пропасти
неизречные,
повторяет вновь
все одно и то ж:
210
ты и сам рожден,
и рождающий,
ты и светоч наш,
и горящий свет,
ты и явное,
215
ты и тайное,
ты — в лучах своих
сокровенный свет[656],
ты — одно и все,
ты — одно в себе,
220
ты — одно чрез все.
Ты излил вовне
несказанное,
породив собой —
сына ты родил,
225
мудрость чистую,
всетворящую,
весь излит, пребыл
неделим, делясь
в родах собственных.
230
Славься ты, един,
славься, тройственный,
ты — «одно» и «три»,
«три» ты и «одно»,
даже мысленно
235
неделимое [657]—
то, что есть в тебе
разделенного.
вернуться
Перевод гимнов Синезия VII (VIII) и IX (I) выполнен М. Е. Грабарь-Пассек по изд.: Patrologiae Cursus completus/Series graeca/Ed. J.-P. Migne. T. 66. Перевод гимнов I (III), IV (VI), V (II) выполнен О. В. Смыкой по изд.: Synésios de Cyrène/Texte établi et traduit par Chr. Lacombrade. Paris, 1978. T. I. Hymnes. Переводы M. E. Грабарь-Пассек впервые были напечатаны в изд.: Памятники византийской литературы IV—IX веков. М., 1968. Перевод О. В. Смыки, сверенный В. В. Борисенко, печатается впервые. Нумерация гимнов дается по изданию К. Лакомбрада. В скобках указывается нумерация по изданию Ж-Р. Миня.
вернуться
Гимн I представляет собой энтузиастическую похвалу высшему существу. Вдохновенная настроенность настолько захватывает Синезия, что в гимне невозможно выделить логически продуманную композицию. Здесь много повторов, возвращений к излюбленным мотивам, рефренов. Видимо, первые наброски гимна относятся к 395 г., в них еще жива память о неоплатонических занятиях философа. Написан гимн анапестическими монометрами (uu-|uuu) , излюбленными в заключительных частях классических трагедий, где находят особое выражение экстатические чувства героев. Эти анапестические монометры встречаются не раз также в гностических гимнах и в так называемых магических папирусах. В настоящем издании мы приводим часть гимна, наиболее близкого неоплатоническим интересам Синезия (стихи 1—236 из общего количества 734 стихов).
вернуться
Ср. обращение Синезия к собственной душе и воспетое в гимне величие «царя богов» с его обращением к форминге, настроенной на серьезный дорийский лад.
вернуться
Страсти, рожденные материальным миром, сравниваются в греческом оригинале с оводами или слепнями, жалящими людей. Здесь, видимо, игра слов, так как по-гречески oistros означает «овод», «жало», «безумие», «страсть».
вернуться
Ср. у Еврипида (Ипполит 23) — о венке для божества.
вернуться
...прочь от вещного... — буквально «протяженная материя» (tanaäs hylas).
вернуться
здесь упоминание реального места на юге Киренаики, где жил поэт.
вернуться
призыв к эфиру, земле, морю и воздуху напоминает строки в гимне Месомеда, вольноотпущенника императора Адриана (II в. н. э.), который начинается так: «Да умолкнут весь эфир, земля, моря и ветры...» (Jan С. Musici scriptores graeci. Lipsiae, 1895. P. 462).
вернуться
Крылатый змей, демон вещного (материи) напоминает Дракона из «Откровения Иоанна» (Апокалипсис 12, 3), названного апостолом Павлом (Послание к эфесянам 2,2) «князем, господствующим в воздухе».
вернуться
Для неоплатоников материальный мир благодаря своей текучести и отсутствию стабильных форм как бы рождает фантомы, а не подлинные сущности.
вернуться
Образ «цветов света» (anthea photos) встречается в классической трагедии, например у Эсхила («Прометей прикованный»), образ «цветка огня» (pyros anthos) находят в «Халдейских оракулах», а затем и у Псевдодионисия Ареопагита (О божественных именах 645 Ь).
вернуться
О божестве, которое является отцом самому себе и сыном самого себя, ср. у Данте в «Божественной комедии» (Рай XXXIII 1), где говорится о Деве Марии: «дочери своего сына».
вернуться
Учение о едином и диалектика единого характерны для неоплатонизма.
вернуться
образы семени, корня всех миров, вечного света, кладезя мудрости характерны для общеантичной философской терминологии и специально-гностической (см. ниже, комм, к гимну V 25—26).
вернуться
Система световых образов связана с платонической традицией — распространенная вариация ст. 151, 171.
вернуться
Воспевание монады (монада встречается только в гимнах I, II и IX) и триады (триада встречается только в гимнах I и II) представляет здесь замечательный синкретизм языческого неоплатонизма и христианского учения о едином боге и троичности. Неоплатонический термин «триада» вошел в патристическую литературу со II в. н. э., и Августин отождествляет его с понятием «троицы» (Trinitas).
