Античный анекдот
Собрал и пересказал Станислав Венгловский
Miscere utile dulci.
Смешивать полезное с приятным.
Вместо вступления
Античные анекдоты…
Это что такое?
Подобное словосочетание, пожалуй, озадачило бы древнего человека.
Конечно, греческое слово ανεκδοτος, породившее адекватное русское слово, было знакомо каждому эллину, затем и римлянину. Оно встречается, к примеру, в сочинениях историка Диодора Сицилийского и в писаниях оратора Цицерона. Одно из его значений — «неизданный», «неопубликованный». Скажем — применительно к трактату, книге, произведению.
То же, что мы теперь понимаем под термином «анекдот», европейцы эпохи Просвещения называли латинским словом facetia — шутка, острота, веселая история. Во всяком случае, известный своей образованностью итальянец Поджио Браччиоли издал в XV веке целую книгу коротких занимательных историй, озаглавив ее «Liber facetiarum»[1]. Этот сборник, кстати, получил затем широкое распространение по всей Европе, увидел свет на многих языках — французском, немецком, английском и др. Конечно, не только он пользовался такой повсеместной известностью, но и многие другие, подобные ему издания. Сборники анекдотов, надо заметить, найдены и в библиотеке московских царей (XVII век).
И как-то уж так получилось, что к XIX веку слово «анекдот» вытеснило из употребления привычное дотоле для европейцев слово «фацеция». Оно вошло в славянские языки (особенно распространены были анекдоты в Польше). Содержание же само́й веселой истории с течением времени менялось. Если в древности, да и затем, у того же Браччиоли, веселые, поучительные рассказы «привязывались» к именам выдающихся людей, были освящены их авторитетом, носили познавательный и нравоучительный характер, то более поздний анекдот перестал заботиться о познавательной и воспитательной функции. Главное для него — занимательность, а контингент его действующих лиц значительно расширился… И пошло. Да что говорить! Кто из нынешних читателей не знает содержания сегодняшних анекдотов?
А вот античность… Античные анекдоты, представленные в этом сборнике, несколько отличаются от своих, современных нам, собратьев. Они почерпнуты из произведений древнегреческих и древнеримских авторов. В античности, надо сказать, существовала обширнейшая и разнообразнейшая литература, да только уцелели от нее незначительные крохи. Ученый нашего времени как-то заметил, что литература Эллады и Рима сродни огромному кораблю, потерпевшему жестокое крушение. И мы теперь, дескать, усердно роемся в кучах остатков этого корабля, выброшенных стихиею на берег. В этих-то обломках, если продолжить сравнение, и отыскано все то, что названо здесь античными анекдотами. Разного рода забавные случаи из жизни античных людей, иногда просто их удачные выражения, так называемые апофегмы, связаны, в основном, с известными в истории человечества личностями и, быть может, не всегда забавны, но почти всегда поучительны и познавательны.
Конечно, смешные приключения и ситуации в древности случались не только с Диогеном или там с Сократом, Периклом, Еврипидом. Смех погонщика мулов был, пожалуй, посоленей и подерзостней, нежели смех философов и поэтов, или даже военачальников, хоть и попроще… Но… Не зафиксированный в буквах, утрачен он навсегда. Тут уж ничего не воскресить.
Остается только назвать имена основных авторов, у которых позаимствованы все эти истории: в первую очередь упомянем знаменитого писателя-моралиста Плутарха, затем Диогена Лаэртского, Элиана, баснописца Эзопа…
Необходимо также отметить, что события, о которых говорится или упоминается в античных источниках, иногда не вполне соответствуют исторической истине; что строгий историк указал бы на неточности в писаниях древних авторов, обнаружил бы анахронизмы, однобокие характеристики персонажей, а то и просто ошибки, а еще — исключающие друг друга варианты преданий. Составитель предлагаемого сборника отдавал себе в том отчет, однако старался донести до читателя дух античности, воздерживался от «поправок», позволяя себе в своих пересказах разве что выбор тех или иных вариантов освещения упоминаемых событий и выбор характеристик представленных персонажей.
Если у читателя возникнет потребность освежить в памяти, когда же именно жил и творил тот или иной известный в древности человек, и чем же он, кстати, известен, — читатель имеет возможность заглянуть в таблицу, помещенную в конце сборника.
Вот и все.
Философы и мудрецы
Фалес Милетский поучал народ на городской широкой площади.
— Между жизнью и смертью, — сказал он с расстановкой, — нет никакой разницы!
Из толпы поинтересовались:
— Что же ты сам не умираешь?
— Именно потому, — тряхнул бородою Фалес, — что нет никакой разницы!
Астрономия стала вторым призванием Фалеса.
Наблюдая за звездным небом, престарелый уже мудрец свалился неожиданно в яму и звонко закричал:
— На помощь!
Служанка-рабыня, выручив господина из беды, в сердцах сказала:
— Эх ты! Не видишь, что под ногами, а желаешь знать, что делается на небе!
Между слушателями и Фалесом состоялся весьма продолжительный разговор:
— Что на свете самое трудное?
— Познать самого себя.
— Что — самое легкое?
— Советовать другим.
— Что — приятнее всего?
— Удача.
— Что — божественно?
— То, что не имеет ни начала, ни конца.
— Что — самое небывалое на свете?
— Тиран, достигший преклонного возраста!
Фалеса спросили:
— Что наиболее часто присуще всем людям?
— Надежда, — последовал ответ. — Она не покидает даже того, кто не имеет уже ничего.
Однажды Фалеса попросили определить:
— Скажи, как далеко отстоит правда от лжи?
Он не раздумывал:
— Настолько далеко, насколько далеко глаз человека размещен от его уха!
(Мудрец доверял глазу, то есть увиденному, но не уху, то есть услышанному.)
К митиленскому мудрецу Питтаку пришел некий молодой странник.
— Посоветуй, — взмолился он, — какую лучше выбрать невесту? Одна из приглянувшихся мне девушек родовитее и богаче меня, а другая — мне ровня.
Питтак ответил:
— Во-он, видишь, играют мальчишки? Поди, прислушайся к их разговорам.
Мальчишки с визгом гоняли мяч. Самый шустрый среди них закричал товарищу:
— Не за свое — не берись!
И будущий муж тут же сообразил: супругу надо выбирать под стать себе.
Афиняне, удрученные безуспешной и бесконечной борьбою со своими соседями за притягательный для всех остров Саламин, в конце концов, под страхом смертной казни, запретили само упоминание о новой губительной войне, хотя нисколько не смирились с военными неудачами.
Не смирился с поражением и афинянин Солон. Он сочинил яркую, призывающую к войне, элегию. А чтобы прочесть ее перед народом — Солон прикинулся сумасшедшим. Выслушав его декламацию на городской площади, воодушевленные соотечественники тут же, под его руководством, бросились на Саламин и одержали окончательную победу.
Солон после этого стал афинским законодателем.
Скифский царевич Анахарсис, прибыв в Афины, поспешил к дому Солона и велел рассказать ему о своем горячем желании с ним подружиться.
Солон, лишь недавно давший афинянам мудрые законы, высокомерно отрезал:
— Передайте ему, что друзей заводят только у себя дома!
Анахарсис, с улыбкою на узкоглазом лице, заметил посланному, что Солон-то как раз у себя дома. Почему бы, дескать, ему не встретиться с чужеземцем?