Выбрать главу

После пощечины я осознала, что оказалась в той же лодке, что и многие другие люди. Так же как я позволила своим профессиональным разочарованиям испортить и определить мои отношения с классической музыкой, так и потенциальные слушатели позволили предрассудкам и культурному багажу этого жанра определить их отношения с музыкой. Все мы позволили нашим токсичным ассоциациям с индустрией разрушить этот элемент возвышенности, красноречия и красоты душераздирающих звуков, которые запечатлели общечеловеческий опыт. Это поразительно трагичное и в то же время глупое осознание.

Желание избежать этой ошибки и предостеречь вас от нее привело меня к написанию этой книги.

Я хочу, чтобы каждый мог услышать эту музыку так, как та маленькая франко-канадская девочка. Так, как я ее однажды слышала и теперь слышу снова. Другими словами, я хочу, чтобы люди слышали классику такой, какая она есть: красивой.

Глава 1

Классической музыки не существует

Очень предвзятый обзор 1400 лет в истории музыки

В детстве я рисковала потерять слух – настолько я была готова пойти на все, лишь бы полежать под фортепиано папы, когда он играл «Гольдберг-вариации» Баха. Это было до того, как я посмотрела «Молчание ягнят»[8].

Это было и до того, как я узнала про арию Царицы ночи и заработала певческие узелки. И до того, как начала заниматься скрипкой. Я была похожа на ту маленькую девочку из Монреаля: тогда Бах для меня был просто красивой музыкой, а мои уши были чем-то большим, чем восторженно впитывающие губки.

Большую часть детства Бах был моим любимым композитором. В его произведениях можно найти все: загадки и пазлы, которые составляешь в голове, пока слушаешь, мрачные пещеры, где раздается таинственное эхо, и ослепительные лучи солнца, пробивающиеся сквозь облака в серый день. Все это меня очаровывало. В его музыке было что-то – возможно, схожесть с пазлами, – что бросило мне вызов создать собственную композицию.

Однажды, спустя несколько лет с начала занятий музыкой (мне было пять или шесть лет), я села за нотные листы, вооружившись одним из карандашиков для гольфа, которые валялись повсюду в доме родителей, чтобы с гордой решительностью написать величайшее в мире произведение для скрипки. Казалось, я часами царапала бумагу, экспериментируя с разными комбинациями нот, разрывая страницы и драматично комкая их, что-то зачеркивая и переписывая, пока не достигла совершенства. Когда я написала целую фразу, я показала ее отцу. Я знала, что некоторые ноты написаны задом наперед, но была уверена, что музыка получилась невероятной.

И я была права. Музыка оказалась невероятной. Но не оригинальной. Это были первые два такта Сонаты для скрипки соль минор Баха.

Еще моим любимчиком в том возрасте был Вивальди. Я любила не абсолютно все его произведения – мне не нравились «Весна», «Лето» и другие композиции, которые вы могли слышать в рекламе кошачьего корма. Но его Концерт для двух виолончелей, арию Vedrò con mio diletto и «Зиму» объединяли чистота звука, ритмический драйв и иногда мрачная напряженность, которые меня привлекали.

А еще я любила Витали. И Корелли.

Музыка барокко – чуть позже мы разберемся, что это такое, – была моим коньком.

А знаете, чего не было? Средневековой музыки. Я ненавидела средневековую музыку.

Но штука в том, что я годами не знала, что ненавидела ее. Или, скорее, я не знала, что средневековая музыка в принципе существует. Я знала только, что иногда из колонок Quad раздавалось скудное, будто бы дребезжащее старыми косточками произведение – музыкальный эквивалент Дебби Даунер из шоу «Субботним вечером в прямом эфире», – и небо вдруг становилось черным, растения в нашем доме увядали, радость мгновенно покидала мое крохотное детское сердце. Потом произведение кончалось, и все возвращалось на свои места.

Еще я никогда не слышала о музыке барокко. Я знала, что мне нравились Бах, Вивальди, Витали и Корелли, но я не понимала, что эти композиторы были как-то связаны и принадлежали к одной группе. Только позже, когда мне было лет восемь и мама повесила в нашей ванной плакат, на котором были изображены шесть разных периодов классической музыки[9], я уловила связь. В этой ванной комнате все встало на свои места – я осознала, что чуть ли не вся музыка, которую я ненавидела, относится к одной конкретной эпохе. Я была в ярости, когда поняла это, потому что никто меня не посвящал в периодизацию музыки. Одним только словом «средневековый» я могла бы избавить себя от часов мучений и страданий.

вернуться

8

Вариации звучали в сцене побега Лектера из тюрьмы в Мемфисе.

вернуться

9

Тогда периодов было шесть, но сейчас их семь. Композиционный период, во время которого я родилась, закончился на заре XXI века (новая эра началась в 2000 году).