В плане изучения тому, что мы называем «глобальной историей наций и цивилизаций», охватывающей последнее примерно полутысячелетие, присущ сопоставительный подход, тогда как для предшествующего периода, за исключением локальных унитарных ареалов (например, средиземноморского), историческое сопоставление проводится между объектами, не имевшими между собой прямых отношений, например японским и западным феодализмом. Для глобальной эпохи современности сопоставление настолько органично, что возникает вопрос о самой возможности чисто национальной истории, если отвлечься от школьных учебников, часто преследующих сугубо идеолого-националистические цели. Даже не будучи эксплицитно выраженным, историко-сопоставительный момент не может не быть органической частью взгляда на «глобальную историю», тем более в случае ареалов, модернизировавшихся после первичной, западноевропейской модернизации, хотя и для стран Запада историческое сопоставление необходимо, поскольку каждой из них были присущи собственные темпы и способы модернизации. Более широкими являются рамки при сопоставлении непохожих цивилизаций, с классическим различением-противопоставлением Запада и Востока, Европы и Азии, с промежуточным положением России и особенностями Северной Америки, которая, пользуясь еще раз словами Маркса, начала свое развитие в «более прогрессивную историческую эпоху» и «весьма быстро» шла вперед благодаря вкладу «наиболее развитых индивидов из стран старого континента»note 5 .
Мы не будем останавливаться на многочисленных методах глобально-исторического сопоставления, возникших после веберовских трудов, от Шпенглера до Тойнби, от Поланьи до Гершенкрона, от Баррингтона Мура до Валлерштейна, от Белла до Хантингтона. Нас интересует здесь историко-культурная проблема нормы и аномалий модернизации, иными словами, многообразие модернизаций и, в частности, ее «особых путей», за которые каждый раз ратовали те или иные страны, как будто дело в их исключительности и неповторимости.
Абстрактно говорить о «норме» модернизации невозможно, но исторически нельзя не принять в качестве позитивной или негативной «модели» первичную, а именно западноевропейскую модернизацию, которую, впрочем, позднее модернизировавшиеся страны взяли в качестве эталона. Главная черта модернизации - ее революционный характер по отношению к традиции, настолько радикальный, что возникшие внутри нее политические революции кажутся простыми эпифеноменами. Это относится как к удавшейся буржуазно-демократической, так и к провалившейся тоталитарной коммунистической революции. При этом модернизация - процесс сложный и многосторонний, затрагивающий все сферы общества, связанные между собой в гомогенной системе, которая исподволь изменяется, проходя разные фазы, с остановками и замедлениями, но неумолимо движется вперед. Если это «нормальная» схема, то конкретизируется она по-разному, в зависимости от контекстов, в которых развивается процесс, и от исторического момента его возникновения. Поэтому и результаты всегда будут разными. Бывают и несистемные, и нетотальные модернизации, охватывающие не все социальные сферы, а ограничивающиеся, например, экономическими и технологическими моментами, или некоторыми культурными аспектами, перенятыми от стран первичной полной модернизации. «Пути» модернизации варьируются, и тем больше, чем выше число стран, встающих на путь модернизации, так что можно говорить не только о половинчатой или псевдомодернизации, но и, парадоксальным образом, даже о модернизации консервативной или регрессивной, связанной с архаическими формами традиций в политической и культурной сфере.