Оба барона вскрикнули одновременно:
— Жослен, не богохульствуй!
— Я не богохульствую, я говорю правду. В моем классе логики, где я самый младший и второй по успеваемости среди тридцати учеников, ровно двадцать пять сыновей буржуа и чиновников, которые платят звонкой монетой, и пять дворян, из которых только двое вносят деньги в срок…
Арман де Сансе попытался ухватиться за слабое утешение его задетой гордости.
— Значит, еще двоих дворян выгнали вместе с вами?
— Ничуть. Родители этих должников — важные люди, которых отцы боятся.
— Я запрещаю тебе так отзываться о наставниках, — сказал барон Арман, в то время как его старый отец пробурчал, словно обращаясь к самому себе:
— Какое счастье, что король умер и не видит всего этого!
— Да, это счастье, дедушка, вы правы, — с насмешкой произнес Жослен. — Правда, именно смелый монах убил Генриха IV.
— Жослен, замолчи, — неожиданно заявила Анжелика. — Ты не силен в речах, и когда говоришь, походишь на жабу. И кроме того, монах убил Генриха III, а не Генриха IV[22].
Подросток вздрогнул и с удивлением посмотрел на кудрявую девчонку, которая невозмутимо осмеливалась возражать ему.
— Ах, это ты, лягушка, болотная принцесса, Маркиза Ангелов! Надо сказать, что я совсем забыл тебя приветствовать, сестренка.
— Почему ты называешь меня лягушкой?
— Потому что ты назвала меня жабой. И к тому же раньше ты вечно пропадала в зарослях и болотных камышах. Или теперь ты стала такой же чопорной воображалой, как Ортанс?
— Надеюсь, что нет, — скромно ответила Анжелика.
Ее вмешательство ослабило напряжение.
Между тем братья закончили есть, и кормилица убрала со стола.
Обстановка оставалась гнетущей. В смятении каждый искал выход из новой ловушки, которую подстроила им судьба. В тишине закричал малыш. Мать, тетушки и даже Гонтран воспользовались поводом, чтобы «пойти посмотреть, что случилось». Но Анжелика осталась вместе с двумя баронами и старшими братьями, вернувшимися из города в столь жалком виде.
Она спрашивала себя, не потеряли ли они теперь свою честь. Анжелике очень хотелось задать вопрос, но у нее не хватало на это духу. Братья внушали ей что-то похожее на презрение и жалость.
Старый Лютцен, который отсутствовал во время появления мальчиков, принес новые канделябры в честь путешественников. Неловко обнимая старшего, он немного закапал его воском. Младший с пренебрежением уклонился от суровой ласки. Но старый солдат не обиделся и тут же радостно изрек:
— В самое время вы вернулись, мальчики! Зачем вам твердить латынь, когда вы едва способны писать на родном языке? Когда Фантина поведала мне, что молодые хозяева приехали домой навсегда, я сразу же сказал себе, что мессир Жослен теперь сможет наконец отправиться в море…
— Сержант Лютцен, я должен напомнить вам о дисциплине? — внезапно сухо произнес старый барон.
Гийом не стал настаивать и замолчал. Анжелику удивили прозвучавшие в голосе деда высокомерие и тревога. Тот повернулся к старшему внуку.
— Я надеюсь, Жослен, ты отказался от детской мечты стать моряком?
— А почему я должен от нее отказаться? Мне даже кажется, что теперь у меня нет другого выбора.
— Пока я жив, ты не станешь моряком. Что угодно, но только не это! — И старик стукнул тростью по выщербленным плиткам пола.
Жослена, казалось, ошеломило внезапное упорство деда, направленное против взлелеянной мечты подростка, ведь именно она позволила ему без огорчения встретить новость об унизительном исключении.
«Закончились отченаши и латинская зубрежка, — думал он. — Теперь я — мужчина и буду плавать на королевских судах».
Арман де Сансе попытался вмешаться:
— Полноте, отец, откуда такая непримиримость? Этот вариант ничуть не хуже остальных. Должен признаться, что в прошении, которое я недавно послал королю, я попросил помимо всего прочего помочь моему старшему сыну устроиться на каперское судно или военный корабль.
Но старый барон гневался. Никогда Анжелика не видела его таким сердитым, даже во время перепалки со сборщиком налогов.
— Мне претят те, кому родная земля жжет пятки. За морями нет золотых гор, а только голые дикари с татуированными руками. Старший сын дворянина должен служить в королевской армии. Это все.
— Я и не прошу большего, чем служить королю. Но я хочу служить ему на море, — возразил мальчик.
— Жослену шестнадцать лет. Самое время выбирать свой собственный путь, — неуверенно продолжил его отец.
Выражение боли промелькнуло на окруженном короткой белой бородой морщинистом лице. Старик поднял руку.
22
Генрих III (1551–1589), последний французский король из династии Валуа (с 1574 г.), был убит монахом-доминиканцем Жаном Клеманом, приверженцем Гизов. Его преемник, Генрих IV (1553–1610), первый король из династии Бурбонов, погиб от руки Франсуа Равальяка, фанатичного противника Нантского эдикта. Равальяк был школьным учителем из Ангулема.