Мадам Скаррон надеялась, что ее кузина, получившая новое назначение и большое влияние, сможет добиться для нее возобновления пенсии, которую королева-мать выдавала поэту Скаррону. В те годы, когда он оказался один на один со своими бедами, в абсолютной нищете, друзья выхлопотали для него пенсию у королевы Анны Австрийской, ставшей к тому времени регентшей. Он отблагодарил королеву, написав для Бургундского отеля[27] комедию «Жодле, или Хозяин-слуга», сделавшую его знаменитым.
Пытаясь объяснить драму своего детства, Франсуаза д'Обинье рассказала, что для ее матери, Жанны де Кардилак, муж, этот ужасный Констан, был всем! Чтобы вновь встретиться с ним, следовать за ним, не терять его более, эта женщина продемонстрировала удивительную смелость и мужество — она бросилась к ногам кардинала Ришельё, умоляя освободить Констана, а потом отправилась в опасное путешествие по Атлантическому океану на его поиски.
Из-за него она решилась на безумное существование: унижение, нищету, постоянную тревогу. Впрочем, вряд ли она замечала свои беды.
Жанна, дочь дворянина, сделавшего военную карьеру, вышла замуж за Констана в семнадцать лет. Ее отец был комендантом крепости Шато Тромпет в Бордо, куда сорокадвухлетний Констан д'Обинье был брошен за долги.
— Да, он, как и его отец и мой дед, Агриппа, был элегантным красавцем, соблазнителем и казался человеком большого ума благодаря прекрасным речам. Можно было понять дочь тюремщика, которая была им очарована настолько, что забыла о нормальной жизни, а дети отошли для нее на второй план.
Жизнь Жанны де Кардилак состояла из переплетения забот о пропитании с паникой и постоянной тревогой за судьбу Констана. Бесконечные просьбы и мольбы вошли у нее в привычку. Именно от этого больше всего страдала ее дочь Франсуаза: вернувшись в Ньор, она была вынуждена или одна, или вместе с матерью смешиваться с толпой просителей, толкавшихся у дверей монастыря в надежде получить миску супа или — но такое было редко — продукты, которые приносили благотворители. Вдобавок ко всему приходилось сносить косые взгляды и пересуды родных, среди которых были и д'Обинье, и родственники-протестанты по линии Виолетты де Мюрсе, достойной дочери великого Агриппы.
Мадам Скаррон умолкла, и Анжелика почувствовала, что та готова — нет, не пожалеть, но подивиться тому, что так долго и непринужденно говорила о вещах, разговаривать о которых, несомненно, всегда избегала.
Анжелика заметила, что постепенно становится похожей на Франсуазу. Ей уже не хотелось ни с кем делиться своей историей, не только из-за врагов, но и из-за того, что эта история никому не была интересна. О своих воспоминаниях она могла говорить лишь шепотом — ее словно накрыла вуаль молчания, и не было надежных людей, способных выслушать эти воспоминания. Она чувствовала, что с Франсуазой было то же самое. Казалось, ей было не по себе от того, что она нарушила обет молчания, который наложила на себя еще в детстве. Анжелика поняла, как опасны робость и закрытость, доведенные до крайности, ибо они вынудили Франсуазу умолкнуть навсегда и породили сплетни и клевету в ее адрес, превратившиеся со временем в несмываемые пятна на ее репутации.
Анжелика сказала:
— Не жалейте о том, что доверились мне, мадам. Бывают такие случаи, когда более глубокое знание наших друзей помогает нам лучше понять собственное положение и разгадать козни наших врагов. Видите ли, я поселилась в Тампле оттого, что муж мой в Бастилии и поднимается вопрос о процессе по обвинению его в колдовстве…
Анжелика оценила выдержку молодой вдовы — единственной ее реакцией на подобное заявление был лишь легкий кивок головы, означающий интерес и сочувствие. Другие, услышав слово «колдовство», менялись в лице, а некоторые вовсе бледнели.
Но Франсуаза Скаррон сказала только, что сама она или ее горничная Нанон Бальбьен, которую Анжелика, должно быть, уже видела — та время от времени заходила к хозяйке, чтобы сообщить новости о распродаже имущества из дома Скарронов на Новой улице Людовика Святого, — могли бы присмотреть за маленьким Флоримоном, если Анжелике нужно будет отлучиться для беседы с адвокатом или заниматься всем тем, что потребует от нее судебный процесс: всеми необходимыми встречами и тому подобным.
27
Парижский театр, основан в 1548 г. В 1680 г. на основе объединения его труппы и ранее слившихся труппы Мольера и театра «Маре» был создан театр «Комеди Франсез».