Заметив капитолийскую волчицу, красовавшуюся на его потертом кожаном нагруднике, Шимон понял, что он имеет дело с офицером, к тому же на бицепсе всадника был вытатуирован знак легионов SPQR[4].
– Ты что-нибудь ищешь, центурион? – Шимон с трудом выговорил эту фразу на латыни.
– Это твой сын прячется за верблюдами? – вопросом на вопрос ответил суровым тоном незнакомец.
Шимон посмотрел в ту сторону, куда направил свой взгляд всадник, и, не увидев крестника, удивился тому, что этот военный заметил его.
– Почему он держит лук наизготовку? – поинтересовался легионер.
– Он боится, что у него украдут воду.
– Скажи ему, что я не ворую воду, я просто… испытывающий жажду путник.
– У нас не принято делиться водой с римлянами! – крикнул Давид, выходя из своего укрытия с луком и целясь в легионера.
– Опусти лук, – рассердился Шимон. – Ты так кого-нибудь поранишь! И брось нам один бурдюк, ясно тебе?
Ошеломленный резким тоном своего наставника, Давид попятился и занялся поклажей, уложенной на одном из верблюдов. Центурион, не проронив ни слова, лишь издали наблюдал за ним.
– Прости моего сына, – обратился к нему зелот. – Он чаще имеет дело с козами и баранами, чем с людьми. Ты направляешься в Тибериаду[5]?
– В Дамаск. Я ищу, где остановиться на ночлег. Я не покидал седло весь день, и… один бедуин, который повстречался мне на пути, сказал, что в тысяче шагах отсюда есть ферма. Ты знаешь, где она находится?
Толстый бурдюк из козьей шкуры упал к ногам Шимона. Зелот поднял его и протянул гостю:
– Могу я узнать твое имя, центурион?
– Лонгин. Римский трибун[6]. Бывший центурион Третьего Галльского легиона.
– Что стоит в Эмесе?
– Да, в Сирии.
Когда офицер запрокинул голову, поднося бурдюк ко рту, Шимон заметил на внутренней стороне его запястья татуировку ’IXΘΥΣ[7]. Эта надпись, которую назаряне использовали как тайный знак, взволновала зелота и заставила его относиться к римлянину с максимальным почтением. Шимон воспользовался теми несколькими мгновениями, пока странник утолял жажду, чтобы рассмотреть его снаряжение. На римлянине не было формы, но детали его экипировки, такие как составной парфянский лук, говорили о том, что это бывший военный. Щит из бронзы и меди, пристегнутый за седлом, совсем проржавел, а вмятины на нем свидетельствовали о жестоких сражениях, в которых легионеру довелось принимать участие. Но все эти отметины были старыми. Что же касается меча, то, хоть он когда-то и выпустил немало кишок, на этот раз ему хватило благоразумия не покидать ножен. Ни на его рукоятке, ни на ножнах не было следов запекшейся крови.
– Меня зовут Шимон, – сказал зелот. – А имя этого дикаря Давид. Он добрый малый. Собаки, которые лают, не самые опасные. Я отведу тебя на ферму. Твою лошадь тоже следует покормить.
Шимон развернулся и отправился к верблюдам. Как только он подошел к Давиду, юноша запротестовал, говоря вполголоса:
– Что с тобой? Это же римлянин, ты ведь не собираешься…
– Он тебя видел, Давид. У меня есть два варианта: убить его либо оказать гостеприимство.
– И какой же ты выберешь?
– Тот же самый, какой выбрал бы твой отец.
3
Перед всадниками показалось пастушье жилище из глиняных кирпичей, обмазанных известью. Оно настолько сливалось с общим пейзажем, что издали его трудно было заметить. Странник, ехавший по одному из проходящих здесь торговых путей, вполне мог бы принять его за мираж. Окруженная ущельями глубиной до ста метров, защищавшими ее от сильных ветров, ферма была неприметным строением, к которому не так-то просто было добраться. Терраса, над которой было натянуто полотно из козьей шерсти, соединяла главное строение с овчарней, где стояли с десяток баранов.
Давид спрыгнул с верблюда и потянул за поводья верблюда своего наставника. Он быстро заставил животное стать на колени, а потом и улечься на живот. Шимон перекинул ногу через седло и ступил на землю, после чего подошел к гостю, также успевшему спешиться, и заявил:
– Я отведу тебя в овчарню, там тебя никто не побеспокоит.
– Это очень любезно с твоей стороны.
– Давид позаботится о твоей лошади.
– Нет! – выкрикнул юноша, не сводя глаз с римлянина.
7
Ихтис (