Я тоже не читала Дьаболик, но подумала, что, несмотря на региональное разнообразие, никакой другой народ не представлялся мне таким единым или даже однообразным в своих симпатиях и антипатиях, тиках и увлечениях, которые казались прямым продолжением духа прошлых, порой античных, веков. Найти настоящего римца, такого, как требовалось, – хотя бы в седьмом поколении, было непросто, но сам город подгонял под себя тех, кто в нем оказался и автоматически считал себя потомком великих.
Кроме изысков стола, просыпания под запах кофе, приготовленного маммой или – все одно – женой / подругой (кофе появился только около четырехсот лет назад, – не преминула бы заметить Оля. – Но ведь мама-то была всегда и точно уж подавала что-то, иначе откуда у них взялась такая увереность, что женомама должна непременно тащить дребезжащий ложечкой поднос пробуждающемуся утром мужчине в постель? – отбила бы я удар), детской любви к зрелищам, общей одаренности ко всему, их можно было поймать на
Система древнеримской клиентуры когда-то опутывала своими корнями все и вся, и двадцать первый век в этом смысле мало отличался от второго. Потом, после разрушения великого государства, давящая, но нестабильная власть Божьих наместников, лавирование между монархиями, испанское владычество и вообще зависимость от иностранцев развратили общество, затормозив развитие его практической натуры. Пока ленивые аристократы выпендривались друг перед другом то этикетом, то на дуэли, пока спорили, кому проехать первому в карете, народ облагался и разлагался в безвыходности и непродуктивности, пытаясь выжить и приспособиться, кто разбойничая, а кто смекнув, что ползком да тишком – больше шансов на будущее. Традиция есть традиция. Жители сегодняшнего города, в котором у каждой страны было по два посольства и по два консульства, где нависали тучи министерств и по районам были густо размазаны сенат, парламент, дворец президента Республики, резиденция Папы, разумеется, мэрия, а также здание Провинции как жирной административной единицы, уже с детства знали, что любое начинание было обречено на коматоз, а любое общественное движение – на мгновенную раздробленность и поиски выгодной кормушки. Не случайно национальное кино прошлого века (спародированное Паоло Вилладжо[32], создавшим образ ничтожного бухгалтера и лапочки Уго Фантоцци) так часто рассказывало о тщедушных личностях, готовых за тепленькое местечко, из конформизма, предать друзей и заодно собственные идеалы, о подколодной зависти и сплетнях, о мелкой чиновничьей борьбе, доносительстве и следовании четкой иерархии, которые можно было увидеть и без кина в любом местном учреждении.
По городу, окруженные телохранителями, индюками вышагивали окультуренные красивой одеждой министры, сенаторы и депутаты, при отсутствии затрат на передвижение и телефонные разговоры получавшие в месяц столько, сколько иные за год, спешили дипломаты, выступали кардиналы в черных дзиммарах с красным муаровым поясом, торопились епископы с поясом фиолетовым, уверенно смотрели вперед высшие судьи и прокуроры, сновали журналисты. То и дело мелькали неприкосновенные тачки, грохотали вертолеты, на крышах стояли невидимые снайперы, у особых домов круглосуточно скучивались полицейские или карабинеры.
Гулял здесь, конечно, и он, местный престарелый магнат, почетный кавалер коммерсантов в восковой маске, на которой были схематично намалеваны бодрые щечки здоровья, успех и удача, сексуальная возбужденность и самодовольство. Ее, как когда-то древнеримскую маску умершего родственника, примеряли на себя многие, и часто мужчины казались здесь на одно лицо. Ради подобных кавалеров иные дамы тоже старались смыть свой облик. Часто замаскированных показывали по ТВ, о них писали в новостях, и жители вспоминали их даже в момент отдыха после работы, если она у них, конечно, была, потому что не во всех билась коммерческая жилка и не все находило себе покупателя. Те, у кого водились деньги, старались выискать что-нибудь новенькое, а у тех, кто был бы и рад приобрести давно облюбованные башмаки, больше на них не хватало, так что порой продавцы и даже владельцы, у которых теперь не было возможности содержать персонал, целый день куковали у открытых дверей магазинов. Их усталые, посеревшие под вечер лица контрастировали с новыми зазывающими вывесками соседних лавок, заполненных мусором.
32
Паоло Вилладжо (Paolo Villaggio) – писатель, сценарист, актер, исполнитель роли Уго Фантоцци, гротескный, нелепый образ которого стал символом мелкого служащего.