И без того список немаленький. Туда включены танки, танковые транспортеры, полугусеничные бронемашины, базуки и транспортные самолеты.
Вечером в 19.00 наш самолет поднялся в воздух с военного аэродрома и взял курс на Париж через Бизерту. Мы собирались вылетать с летного поля «L», но вылетели с аэродрома «D». Пилоты французского самолета, прибывшего за нами в полдень, получили неправильные координаты и не нашли аэродрома «L». Тут вдруг они увидели поле, на котором стояли машины «Мистэр» и «Ураган». Это оказался аэродром «D». «Кому бы ни принадлежало поле, тут стоят наши самолеты, а значит, тут свои», — решил капитан и запросил у диспетчерской разрешение на посадку. Начальник аэродрома, Э. В., ничего не знал относительно прибытия самолета, но он тоже подумал: «Кто бы они ни были, они — свои», и принял машину.
Перелет в Бизерту занял семь с половиной часов. Мы с собой ничего не взяли. Спасибо экипажу, который щедро поделился с нами своими запасами провизии. Каждому из нас выдали по огромной бутыли красного вина, по французскому батону, по ломтю сыра и несколько метров сосисок на всех. Не знаю, чем уж закончится наша поездка, но гастрономическая кооперация между Израилем и Францией вполне состоялась.
По прибытии в Бизерту нас встретил майор французского генштаба и проводил к коменданту базы, адмиралу, который любезно предложил нам отужинать с ним. Часок-другой вздремнув, в 05.00 двадцать девятого мы погрузились в самолет и продолжили путешествие в Париж.
1 октября 1956 г.
Сегодня утром мы встретились с начальником штаба Вооруженных сил Франции, генералом Эли, дома у нашего друга Луи Манжена, советника по вопросам политики при министре обороны Франции, Морисе Бурж-Монури. От Израиля присутствовали я и офицеры из управления нашего военного атташе. Вместе с генералом Эли на встрече были: его заместитель по ВВС, генерал Морис Шалль и его зам. генерал Мартен; полковник Симон от оперативного управления генштаба; офицер от ВМФ и Луи Манжен.
Генерал Эли отзывался об Израиле с большой теплотой и пониманием. В том, что касается манер, речи и вкуса, он очень отличается от своего предшественника, генерала Гийома, которого я тоже знавал, и от генералов Шалля и Мартена. Седовласый Эли высок и худощав, он выглядит и говорит как настоящий интеллектуал. Одна рука у него не работает.
Целью нашей встречи было обменяться информацией и прояснить технические моменты. Беседу начал генерал Эли, поинтересовавшийся численностью и оснащенностью египетских войск. Мы рассказали то, что знали. Похоже, наши сведения совпали с донесениями французской разведки. Затем генерал Эли коснулся темы нашей безопасности, спросил мое мнение о развитии ситуации на Ближнем Востоке и о том, чем Франция могла бы помочь нам.
Вопросы, заданные французским начгенштаба, предопределяли его позицию. Генерал Эли стремился оказаться полезным Израилю, но не хотел обсуждать планы Франции в отношении Суэцкого канала. Мои попытки перевести разговор на эту тему не дали результата.
В конце встречи генерал Эли спросил, какое вооружение мы надеемся получить от Франции. Я вручил ему список, где значились 100 танков («Супер-Шерман»), 300 полугусеничных бронемашин, 50 танковых транспортеров, 300 полноприводных трехосных грузовиков, 1000 гранатометов базука и эскадрилья транспортных самолетов. Не знаю, докладывали ли ему предварительно о размерах и устройстве Армии Обороны Израиля, но я заметил удивление Эли, когда он услышал, что наши части примерно вчетверо меньше, чем аналогичные французские[20], что боеприпасов, запчастей и горючего для техники нам хватит на двадцать, максимум на тридцать дней интенсивных боев, что у нас имеется всего одна эскадрилья транспортных самолетов и что наши бронетанковые войска укомплектованы устаревшими танками «Шерман» Мк 3. Я добавил, что убежден: даже с тем снаряжением, которым мы располагаем, — то есть, несмотря на скудность нашей материальной части, — мы можем, если дело дойдет до войны с Египтом, разгромить его армию и овладеть Синайским полуостровом в течение двух недель. Если мы не получим дополнительных танков, то поставим базуки на джипы и командирские машины. Главная наша проблема — транспортные средства, способные продвигаться по пустыне. Я не знаю, какое противодействие смогут оказать нам египетские танки, но я также знаю, что такое пустыня. Чтобы победить ее и доставить наших солдат, боеприпасы и другие снабженческие грузы к Шарм-аш-Шейху, нам нужен надежный транспорт.
Генерал Эли просмотрел список и сказал, что постарается сделать все возможное, чтобы удовлетворить нашу просьбу, однако и у него есть трудности. Армия в Алжире постоянно требует присылки все нового снаряжения. Кроме того, ему не хочется урезывать долю вооружений и техники, предназначенных для французских частей на Кипре, которым предстоит участвовать в Суэцких операциях.
По ходу беседы я объяснил генералу Эли, что армия Израиля — по сути армия резервистов. Когда я говорил ему о том, что на всех призванных военнослужащих запаса не хватает снаряжения и даже формы, что они приезжают воевать на своих машинах, а зимой одеваются в прихваченные из дома пальто и плащи, я видел, что перед внутренним взором Эли нарисовалась картина: разношерстная толпа вооруженных чем попало горожан и селян, как в каком-нибудь восемнадцатом веке, годная лишь на то, чтобы строить баррикады и распевать патриотические песни под яркими знаменами. Разве такое войско способно вести военную кампанию в пустыне, использовать бронетехнику, поддерживать в рабочем состоянии длинные линии коммуникаций?
Вечером мы отправились обратно в Израиль. Несмотря на то, что лил дождь, мы не отказали себе в удовольствии побродить по улочкам Парижа в оставшиеся до вылета несколько часов. Но первым делом мы отправились в заведение под названием «Храбрый петух», чтобы насладиться добрым французским обедом, и позволили себе выпить кофе в кафе на Елисейских Полях. Когда мы уже уходили и проталкивались через полный посетителей зал между столиками, то услышали, как кто-то произнес на иврите: «Эй, друзья, вы видели, кто прошел? Моше Даян и Шимон Перес. Что-то закручивается, что-то очень и очень секретное происходит. На Моше Даяне были темные очки, он явно не хотел, чтобы его узнавали!»
2 октября 1956 г.
Сегодня вечером в 20.00 я собрал совещание генштаба, чтобы сделать предварительное оповещение. Я сказал офицерам о том, что вполне вероятно — хотя правительство еще не приняло решения, — нам предстоит кампания против Насера. Примерная дата начала военных действий — 20 октября 1956 г., и, по моему мнению, война продлится около трех недель. Я пояснил, что следствием ожидаемой британской и французской реакции на национализацию Суэцкого канала может стать ситуация, в которой Израилю удастся предпринять вооруженную акцию для деблокировки Акабского залива. С этой целью нам придется захватить Синайский полуостров. Нам надлежит быть готовыми к тому, что арабские государства объединят усилия в борьбе с нами, а следовательно, нам придется обеспечивать безопасность государства на Иорданском и Сирийском фронтах. На данном этапе нет необходимости объявлять мобилизацию резервистов, однако приготовления к этому следует начать. Чтобы скрыть наши истинные планы, подобные приготовления нужно будет объяснить возможностью ввода иракских сил в Иорданию; этот шаг вынудит армию Израиля захватить Западный берег реки Иордан.
Я приказал отозвать всех наших офицеров, проходивших военную подготовку за границей. Участие в кампании даст им больше опыта и знаний, чем курс лекций и практических занятий в любом военном училище. Более того, они наши товарищи и не простят нам, если мы станем сражаться с врагом, оставив их сидеть в аудиториях штабных колледжей Франции и Британии — не для того они добровольно пришли служить в Армию Израиля.
Сказанное мной буквально наэлектризовало собравшихся. Они изо всех сил стремились сохранять спокойствие, пряча свое возбуждение за холодными выражениями лиц, старались владеть голосами, но я чувствовал: для них война уже началась.
20
Бригада в Израильской армии состояла не из двух полков (семи-восьми батальонов), как принято в других армиях, а из двух-трех батальонов, таким образом бригада в Израильской армии вместе со всеми частями поддержки и обеспечения по численности личного состава фактически равнялась недоукомплектованному полку.