Подкрепления действительно прибыли, но не для усиления фронта, а для контратаки. Они состояли из хорошо вооруженного учебного полка численностью в 2000 человек, половина из которых готовилась в офицеры под началом оберста Хельмута Вегеляйна. Надежды не оправдались. Атака началась 12 октября в 07.00 при поддержке тяжелой артиллерии. Но, к ужасу немецких офицеров, наступление застопорилось, остановленное очень эффективным огнем американцев. Похоже, комбаты элитного учебного полка растерялись, начался хаос, и атака захлебнулась. К вечеру немцы предприняли вторую попытку, такую же неудачную. Учебный полк Вегеляйна потерял за двенадцать часов пятьсот солдат, а сам он был убит на следующий день. 14 октября немцам пришлось отступить и перегруппировать силы, но, как с облегчением догадался генерал Шмидт, американская 9-я дивизия тоже была совершенно истощена.
Болезненное и дорогостоящее наступление 9-й дивизии остановилось 16 октября, после того как ее потери – боевые и небоевые – составили 4500 человек: по одному на каждый неполный метр. Американские армейские врачи, работающие как с тяжело раненными американцами, так и с немецкими солдатами, начали замечать разительный контраст. Хирурги отметили, что «немецкий солдат демонстрирует способность к выздоровлению после самых сильных ран, гораздо более серьезных, чем раны американского солдата» {176}. Это различие, по-видимому, «было связано с тем фактом, что американские солдаты, которых кормят намного лучше, чем немцев, обычно имеют толстый слой жира, отчего операция становится не только более трудной и обширной, но и задерживает заживление. Немецкий солдат, напротив, ест очень мало, он худощав и потому в большей степени способен к бою». К ужасу командиров дивизии, штаб 1-й армии не обратил внимания на потери наступающей 9-й дивизии и до сих пор не учел условия местности. Ходжес снова настойчиво требовал наступать через наиболее труднопроходимые участки и самый густой лес, где американцы лишались своего преимущества – поддержки танков, авиации и артиллерии. Он даже не задумался о продвижении к Шмидту из коридора Моншау на юг, более коротким и в целом более легким путем. Беда была в том, что ни командиры его подразделений, ни штабисты не осмеливались спорить с ним. Ходила молва, что Ходжес уволил немало старших офицеров.
В плане 1-й армии по Хюртгенскому лесу никогда не упоминались ни Урфтская дамба, ни дамба Швамменауэль к югу от Шмидта. Собирались просто укрепить правый фланг и продвинуться к Рейну. Ходжес не слушал никаких объяснений, касающихся проблем, с которыми столкнулись войска. По его мнению, такие рассказы служили лишь для оправдания нехватки храбрости. В глубоких лощинах, густо заросших соснами, а также из-за сырости связь работала плохо. Всегда требовался резервный связист: немцы целили в любого, у кого на спине видели рацию, и быстро наказывали за любые промахи в обеспечении безопасности радиосвязи. Ошибка комбата, сказавшего по рации: «Полчаса, и возвращаюсь» {177}, привела к гибели двух его отрядов: когда те возвращались на командный пункт полка обычным маршрутом, их внезапно накрыл шквал минометного огня.
Лесные тропинки и просеки заставляли ходить кругами и не совпадали с картами, которые неопытным офицерам и без того было трудно читать. «В густом лесу, – говорилось в отчете, – группа нередко теряет направление и линию фронта» {178}. Они находили дорогу, ориентируясь на звук своей артиллерии. Иногда приходилось связываться с артиллеристами по радио, чтобы те ударили одним снарядом в конкретную точку и тем самым дали возможность сориентироваться. А бойцы, выходившие из окопов ночью, могли заблудиться всего в ста метрах от позиции, приходилось ждать до рассвета, чтобы узнать, где они находятся.
Хюртгенский лес.
Больше били по нервам крики тех, кому отрывало ногу противопехотной миной. «Один солдат столкнул с дороги окровавленный ботинок, – писал позже командир роты, – и содрогнулся, увидев, что в ботинке все еще есть нога» {179}. Американские солдаты вскоре обнаружили, что немцы гордятся своими навыками в этой области. Дорожные заграждения были заминированы, поэтому преградившие путь упавшие стволы оттаскивали издали при помощи длинных веревок. Новобранцам пришлось учить новые слова: «щутцен-мина, ригель-мина, теллер-мина, противотанковые мины…» {180} Ригель-мину было очень трудно убрать: «она была устроена так, что взрывалась, стоило до нее дотронуться». Немцы закладывали мины в воронках, куда новобранцы инстинктивно бросались, когда попадали под обстрел. Немцы прекрасно понимали, что, согласно американской тактической доктрине, войска, когда это возможно, должны стремиться к холму, а значит, будут идти через лощины или овраги, поэтому те были заминированы и простреливались пулеметным огнем.
179