Кемперпункт и порядки в нём. – Легендарный ротмистр Курилко. – К Соловкам по льду и на пароходе. – Соловецкий дух, зародыш Архипелага. – Карцеры и лестница Секирной горы. – Другие соловецкие расправы. – Соловецкая фантастика. – Денежные боны. – Соловецкий журнал, театр, общество краеведения. – Ни одного выстрела иначе как по заключённому. – Дневной расстрел под колокольней. – Расстрельная дорога. – Офицеры перед смертью. – Рост Соловецкого лагеря. – Сдерживать ужасом! – Отборный состав узников. – Приёмы хорошего тона. – Предсмертные дни Георгия Осоргина. – Смешанный воздух Соловков, непонимание всеобщей обречённости. – Белогвардейцы в управлении Соловками. – Борьба белогвардейской Адмчасти с чекистской Информационно-Следственной. – Разоблачение стукачей. – Формула Нафталия Френкеля.
Упадок соловецкого хозяйства при чекистах. – Худая пища, цынга, тяжести и издевательства быта. – Убийства на Голгофской горе. – История Голгофско-Распятского скита. – Эпидемии 1928 и 1929 годов на Соловках. – Проступание черт будущего архипелажного быта. – Дальние рабочие командировки. – Переход Соловков к экономической системе. – Прокладка материковых трактов. – Групповые казни за невыполнение нормы. – Обстановка работы. – Начало злокачественного распространения Соловков. – Меры расчуждения вольных и зэков. – Побеги с Соловков. – Книги о Соловках в Европе. – Приезд Горького на Соловки. – Эпизод в Кеми. – Осмотр лагеря. – Эпизод с мальчиком-правдолюбцем. – Горьковские похвалы Соловкам. – Мотивировки его поведения? – Массовый расстрел 29 октября 1929. – Сын священника Успенский. – Вид той ямы через 45 лет. – Мор истинно-православных на Малом Заяцком острове.
Соловки бытовеют. – Воровки и проститутки. – Несовершеннолетние. – Перековка. – «Соревнование и ударничество» на Соловках. – Воровская «коммуна». – «От нас всё – нам ничего!» – Пятьдесят Восьмая вне трудколлективов. – Рассылка Пятьдесят Восьмой прочь с Соловков. – Зэки Новой Земли.
На Белом море, где ночи полгода белые, Большой Соловецкий остров поднимает из воды белые церкви в обводе валунных кремлёвских стен, ржаво-красных от прижившихся лишайников, – и серо-белые соловецкие чайки постоянно носятся над Кремлём и клекочат.
«В этой светлости как бы нет греха… Эта природа как бы ещё не доразвилась до греха» – так ощутил Соловецкие острова Пришвин[29].
Без нас поднялись эти острова из моря, без нас налились двумястами рыбными озёрами, без нас заселились глухарями, зайцами, оленями, а лисиц, волков и другого хищного зверя не было тут никогда.
Приходили ледники и уходили, гранитные валуны натеснялись вкруг озёр; озёра замерзали соловецкою зимнею ночью, ревело море от ветра и покрывалось ледяною шугой, а где схватывалось; полыхали полярные сияния в полнеба; и снова светлело, и снова теплело, и подрастали и толщали ели, квохтали и кликали птицы, трубили молодые олени – кружилась планета со всей мировой историей, царства падали и возникали – а здесь всё не было хищных зверей и не было человека.
Иногда тут высаживались новгородцы и зачли острова в Обонежскую пятину. Живали тут и карелы. Через полста лет после Куликовской битвы и за полтысячи лет до ГПУ пересекли перламутровое море в лодчёнке монахи Савватий и Зосима и этот остров без хищного зверя сочли святым. С них и пошёл Соловецкий монастырь. С тех пор поднялись тут Успенский и Преображенский соборы, церковь Вознесения Господня на Секирной горе, и ещё два десятка церквей, и ещё два десятка часовен, скит Голгофский, скит Троицкий, скит Савватиевский, скит Муксалмский, и одинокие укрывища отшельников и схимников по дальним местам. Здесь приложен был труд многий – сперва самих монахов, потом и монастырских крестьян. Соединились десятками каналов озёра. В деревянных трубах пошла озёрная вода в монастырь. А самое удивительное – легла (XIX век) дамба на Муксалму из неподымных валунов, как-то уложенных по отмелям. На Большой и Малой Муксалме стали пастись тучные стада, монахи любили ухаживать за животными, ручными и дикими. Соловецкая земля оказалась не только святой, но и богатой, способной кормить тут многие тысячи[30]. Огороды растили плотную белую сладкую капусту (кочерыжки – «соловецкие яблоки»). Все овощи были свои, да все сортные, и свои цветочные оранжереи, даже розы. А то вызревали и бахчи. Развились рыбные промыслы – морская ловля и рыбоводство в отгороженных от моря «митрополичьих садках». С веками и с десятилетиями свои появились мельницы для своего зерна, свои лесопильни, своя посуда из своих гончарных мастерских, своя литейка, своя кузница, своя переплётная, своя кожевенная выделка, своя каретная и даже электростанция своя. И сложный фасонный кирпич, и морские судёнышки для себя – всё делали сами.
29
И только сами монахи показались ему для Соловков грешными. Был 1908 год, и по тогдашним либеральным понятиям невозможно было вымолвить о духовенстве одобрительно. А нам, прошедшим Архипелаг, те монахи, пожалуй, и ангелами покажутся. Имея возможность есть «от пуза», они в Голгофско-Распятском скиту даже рыбу, постную пищу, разрешали себе лишь по великим праздникам. Имея возможность привольно спать, они бодрствовали ночами и (в том же скиту) круглосуточно, круглогодно, кругловременно читали псалтырь с поминовением всех православных христиан, живых и умерших. Как предчувствовали, что будет там дальше.
30
Специалисты истории техники говорят, что Филипп Колычев (возвысивший голос против Грозного) внедрил в XVI веке технику в сельское хозяйство Соловков так, что и через три века не стыдно было бы повсюду.