Выбрать главу

(Что касается Л. М. Павлычева (1908–1942), то он, как оказалось, стал жертвой кампании чекистских чисток, развернувшейся вслед за окончанием Большого террора под девизом восстановления социалистической законности. На Украине они в первую очередь коснулась людей А. И. Успенского[151], при котором, в свою очередь, состоялись тотальная чистка и обновление центрального аппарата НКВД. Известно, что Павлычеву Успенский благоволил и продвигал его[152]. Именно при нем 29-летний выходец из Ярославля, где он начинал электриком после окончания местного ФЗУ[153], был назначен в июле 1938 года заместителем начальника УНКВД Киевской области, а далее, в октябре того же года начальником 2-го отдела республиканского НКВД. После ареста Успенского, уже при новом наркоме, Павлычева обвинили в применении «незаконных методов следствия», в результате чего во время допроса умер один из заключенных, бывший сотрудник органов, и сначала сняли с оперативной работы, переведя в Управление шоссейных дорог, тоже находящееся тогда в ведении НКВД, а затем и вовсе уволили. А в феврале 1941 года его арестовали и предали суду военного трибунала. При этом всплыли и другие «грехи» Павлычева, который «пропускал на тройку дела с явно недорасследованными материалами, на основе признаний обвиняемых весьма сомнительных в части их правдоподобности», а по прежнему месту работы в Горьковской области даже исключался из партии «за спекулятивные дела с врагами народа с коврами и зеркалами»[154]. Сам он, однако, заявлял: «Я за хорошую работу в органах НКВД получал награды и если бы у меня не обострились отношения с бывшим наркомом Серовым, то я бы суду предан не был»[155]. В итоге в августе 1941 года по приговору Военного трибунала войск НКВД Киевского особого военного округа Павлычев был осужден на 10 лет ИТЛ, однако исполнение приговора было отложено до окончания военных действий, а до того его, как и других обвиняемых, отправили на фронт, где он и погиб[156].)

Как бы там ни было, в результате состоявшейся «ревизии» ряды фигурантов дела «Боевцы» сильно поредели. В частности, сержант Смолкин задним числом пришел к выводу (с которым согласился и Герсонский), что имеющихся в материалах данных в отношении Файвеля Сито, Григория Орланда, Григория Полинкера и Натана Забары было недостаточно для взятия их в разработку и потому их следует из дела изъять и оставить на формулярном и списочном учете[157]; что вместе с ними из разработки следует исключить Мотеля Гацмана, Риву Болясную, Шлойме Лопате (Лопатина) и Шлойме Чернявского, сняв с оперативного учета вовсе. Отныне из дела выбывали также Дер Нистер, Хана Левина, которых сочли целесообразным разрабатывать по месту жительства, и, очевидно, другие иногородние писатели, о чьей подотчетной судьбе почему-то не упоминается. (Кстати, это не единственный случай в этом обширном деле, когда обнаруживаются нестыковки, ошибки в подсчетах и прочие несообразности, вызванные, очевидно, спешкой, сменой исполнителей и т. п.)

Таким образом, после очередного пересмотра дела признанных заслуживающими «серьезного внимания» «боевцев» осталось только семеро: Исаак (Ицик) Фефер, Давид Гофштейн, Исаак Кипнис, Давид Волкенштейн, Липа Резник, Матвей (Мотл) Талалаевский и Аврам Каган.

План агентурно-оперативных мероприятий в их отношении предусматривал вербовку новых секретных сотрудников и квартирных осведомителей, активизацию и переориентировку старых, проверку и перепроверку связей, периодическую установку наружного наблюдения и т. п.

Конечно, начавшаяся вскоре война спутала все карты и планы, но, как видно из отложившихся в делах-формулярах некоторых «боевцев» служебных записок и агентурных донесений, их не упускали из виду даже там, куда они были эвакуированы.

Из Уфы и Куйбышева, где находился А. Я. Каган, местные чекисты регулярно извещали (в течение 1943 и 1944 годов) о нем Герсонского[158]. Из Уфы им была послана (и перехвачена) почтовая открытка, адресованная Эфраиму Райцину в Чкалов[159], из чего видно, что отправитель был поставлен на ПК[160].

вернуться

151

Из 60 «успенцев» в период чисток было расстреляно 22, что составляло 36,6 % руководящего состава наркомата (Золотарьов В. А. Керівний склад НКВС УРСР під час «великого терору» (1936–1938 рр.): соціально-статистичний аналіз // З архівів ВУЧК – ГПУ – НКВД – КГБ. 2009. № 2 (33). С. 113).

вернуться

152

Подробнее см.: Золотаръов В. А. Олександр Успенський: Особа, час, отточення. Харков, 2004. С. 81–82.

вернуться

153

ГДА СБУ Ф. 5. Оп. 1. Спр. 38810. Т. 7. Арк. 211.

вернуться

154

Там же. Т. 4. Арк. 148.

вернуться

155

Там же. Т. 8. Арк. 69.

вернуться

156

Довбня О. Привлечение сотрудников УНКВД по Ворошиловградской области к уголовной ответственности за нарушение «социалистической законности» // Чекисты на скамье подсудимых: Сборник статей ⁄ сост. М. Юнге, Л. Виола, Дж. Россман. М., 2017. С. 567.

вернуться

157

Виды оперативного учета антисоветских элементов: списочный, или массовый, и формулярный; последний заводился на активных контрреволюционных элементов и подразумевал ведение дела-формуляра, куда заносились все поступавшие на то или иное лицо сведения.

вернуться

158

ГДА СБУ Ф. 65. Оп. 1. Спр. 6479. Т. 10. Арк. 13–15, 18, 20.

вернуться

159

Там же. Арк. 11 и об.

вернуться

160

ПК, или политконтроль, в узком смысле означал перлюстрацию почтовой корреспонденции. Но функции политконтроля этим не ограничивались. Подробнее см.: Подкур Р, Ченцов В. Указ. соч. С. 75–93.