— Как насчет драгоценностей? — спросил Леон. — У тебя же есть что-то от Люка или даже Филиппа?
— Но не с собой! Такие вещи мне были ни к чему на полуострове! — Боже правый! Неужели все погибло? Но ведь должен же быть какой-то выход!..
— Я полагаю, надежды на то, что власти пощадят мятежников, нет? — спросил Тьери.
Леон пожал плечами.
— Де Сомбрей[30] предстанет перед трибуналом завтра. Все говорят, что его и других эмигрантов ожидает смертный приговор. Что касается шуанов, власти могут быть к ним более снисходительны. Они не захотят возбуждать здешний народ, который и так настроен достаточно враждебно. Но снисходительность может не распространиться на офицеров, в особенности на Люка, который еще раньше был объявлен врагом Республики.
Тьери решительно произнес:
— Мы можем заложить лодку. — Когда Мадлен обняла брата, он улыбнулся. — Боже, да ведь я знаю, что у тебя есть эти деньги. К тому же ты столько сделала для меня.
Заложить лодку за необходимую сумму не составило труда. Правда, денег хватало только на задаток, который, по мнению Тьери и обоих Лемуа, сам по себе составлял небольшое состояние. Вторую половину сержант должен был получить в определенной гостинице в Ванне — независимо от того, удастся им спасти Люка или нет.
Вечером Леон снова отправился в город на встречу с республиканцем. На этот раз он вернулся со следующим сообщением:
— Имена пленных еще не все известны, и мой приятель не смог узнать, на каком корабле Люк. Однако ему сказали, что вроде бы всех офицеров держат вместе… на «Шартрезе»… Если Люк там, я думаю, мы сможем вытащить его оттуда!
— Они держат офицеров отдельно от солдат? — спросила Мадлен, чувствуя, как сердце полнится надеждой. Она убежденно говорила о спасении Люка, но только теперь начинала по-настоящему верить, что это возможно.
Леон серьезно посмотрел на Мадлен.
— Я хочу, чтобы ты все хорошо поняла, до конца поняла. Даже если Люк на «Шартрезе», наша попытка может провалиться, и тогда мы только навредим ему. Здесь вот еще что. Я не думаю, чтобы так вышло, но могу ошибаться. Он может получить амнистию.
Мадлен покачала головой.
— Они не простят ему. Особенно если узнают, кто он есть на самом деле. Под именем Люк Валери он не привлекает к себе внимания, но слишком много людей, участвовавших в высадке, знают его как графа де Ренье.
С минуту Леон размышлял, потом сказал:
— Ладно, будь что будет. Теперь нам осталось только составить план, как незаметно проникнуть на «Шартрез».
— Мы можем нанять ялик и на нем подплыть туда сегодня вечером.
— Нас услышат, — возразил Леон.
— Нужно отвлечь караульных. — Ги обратился к Мадлен. — Тот эпизод с шалью — настоящая находка. Можешь придумать еще что-нибудь?
Отвлечь караульных… Скандал, драка или какая-нибудь ссора… Идея пришла мгновенно, и Мадлен чуть не рассмеялась.
— Я могу прийти на свидание с тем солдатом. Ги или кто-нибудь, кто выдаст себя за моего отца, поймает меня и начнет бить. — Ее глаза возбужденно сверкали. — Я уверена, что солдат придет мне на помощь… Поднявшись на борт, вы справитесь с ними и освободите Люка!
Лучшего плана придумать было нельзя! Однако Ги полагал, что мнимый отец должен быть в возрасте, и Тьери предложил пригласить для этой роли своего знакомого — старого рыбака, чья лодка стояла на якоре неподалеку от их. Получив согласие остальных, он немедленно отправился за стариком и привел его через несколько минут.
Ролану Калону было больше семидесяти лет. У него были седые волосы и выдубленная солеными брызгами и солнцем кожа. Он обладал удивительно легкой для своего возраста походкой, а в его глазах светился острый и веселый ум. К счастью, он принадлежал к поколению сепаратистов и мало симпатизировал республиканцам. Ролан с удовольствием согласился помочь, а когда Леон предложил деньги, галантно ответил, что для него будет достаточно благодарности хорошенькой женщины. Старик быстро понял, что от него требуется, и заявил, смеясь, что всегда мечтал стать актером.
Их план был достаточно прост, но Мадлен понимала, что может возникнуть множество непредвиденных затруднений. Казалось, однако, что счастье улыбается им. К ночи сгустились облака, закрыв все звезды. Для их вылазки такая темень вполне подходила.
За час до полуночи Мадлен с корзинкой свежего печенья в руках подошла к плавучим тюрьмам. Старый рыбак следовал за ней в отдалении. Брат и кузены отправились на нанятом Тьери ялике десятью минутами раньше, и Мадлен, хотя и не видела их, знала, что они должны сейчас подплывать к корме «Шартреза». У Мадлен бешено колотилось сердце, а ладони стали влажными от пота. Не так ли чувствуют себя перед боем мужчины? — подумала она. Знаком ли Люку этот страх? Если знаком, он никогда не говорил об этом. Когда они миновали первое судно, Ролан побежал за ней.
Он догнал Мадлен как раз напротив «Шартреза», и она решила, что пора кричать.
— Перестань! Перестань! Не смей со мной так обращаться! — завизжала она. — Нет! Нет!.. Ради всего святого, перестань!
— Потаскуха! — орал Ролан, колотя ее по спине. — Вертихвостка! Хороший парень собирается жениться на тебе, а ты пришла путаться с солдатами! — Он сыпал проклятия на смеси французского и бретонского.
Хотя старик старался не причинять ей боль, ему это не вполне удавалось, так что Мадлен кричала по-настоящему. Потом Ролан схватил ее за плечи и начал трясти как грушу. У Мадлен даже закружилась голова.
— Сучка! — Разъяренный «отец» широко размахнулся и сделал вид, что со всей силы ударил ее. Корзинка с печеньем покатилась по сходням.
— Помогите! Помогите! Он ошалел от вина! — кричала Мадлен, поглядывая на корабль. — Перестань! Отец, ради Бога, перестань! Я не хотела ничего плохого!
Охрана, привлеченная ее криками, оставила свой пост.
С криком: «Помогите!» — Мадлен вырвалась и побежала к кораблю. Старик перехватил ее и снова замахнулся для удара.
— Эй, приятель, ты чего разошелся? Оставь ее! — приказал солдат, с которым Мадлен разговаривала утром. — Оставь ее, я сказал!
— Она моя дочь, и я сделаю с ней все, что захочу, — ответил Ролан. — Я ее научу, как шляться по ночам! — И он ударил Мадлен так, что у нее все поплыло перед глазами.
Молодой республиканец выругался и, не слушая своего товарища, ринулся по узким сходням на берег.
— Оставь ее, пьяный ублюдок! — прорычал он, поднимая мушкет.
Тут события стали ускоряться. На палубе появился третий республиканец, дородный сержант, и властно полюбопытствовал, что происходит. Ролан, когда солдат двинулся к нему, толкнул Мадлен так, что она полетела на землю, а сам, решив, очевидно, что сыграл свою роль до конца, припустил вдоль причала.
Мадлен медленно поднималась на ноги. Она видела, что сержант сейчас прикажет солдату вернуться на судно, и понимала, что должна еще задержать на себе их внимание. Она сделала шаг к солдату, покачнулась и со стоном осела на землю, изображая обморок.
Глава пятнадцатая
Торопливые шаги приближающегося солдата неестественно громко отдавались в ушах Мадлен, и она радовалась тому, что они заглушают лихорадочные удары ее сердца. Она почувствовала, как солдат наклоняется над ней, поднимает на руки. На мгновение все ее чувства обострились. Она ощущала его жаркое дыхание на своих волосах и толстое сукно мундира у щеки, чувствовала табачно-чесночный запах. Каждая клеточка ее тела рвалась прочь от этого человека, и не было еще в жизни Мадлен задачи труднее, чем сейчас: держать глаза закрытыми и заставлять тело бессильно свисать в его руках.
— Не вздумай тащить девчонку на корабль! — услышала она слова сержанта.
— Parbleu[31], сержант! Не оставлю же я ее лежать на земле! — возразил солдат.
Мадлен слышала, как его шаги отдаются на деревянных сходнях, а потом почувствовала, что ее кладут на палубу.
— У вас там все в порядке? — донесся крик с соседнего корабля.
— Все хорошо. Крестьяне подрались на берегу. Мы навели порядок, — раздраженно ответил сержант и приказал второму часовому: — Поднеси фонарь — посмотрим, что с девчонкой.
30
Де Сомбрей был расстрелян по приговору трибунала, несмотря на попытки генерала Гоша спасти его.