Теория относительно превосходства линейного построения над колонным, вероятно, развилась из заявлений чрезвычайно уважаемого исследователя, профессора сэра Чарльза Омэна, и повторялась авторами многих книг, особенно посвященных войне на Иберийском полуострове. В последующие годы к таким воззрениям стали относиться более скептически, и они потеряли значительную долю убедительности. На самом деле французские уставы того времени не требовали стараться сблизиться с противником в линейном строю.
Мы уже говорили о том, какая роль отводилась французским стрелковым линиям. Несомненно, Наполеон полагал, что ключевой момент для победы над противником заключается в том, чтобы сломить его боевой дух и поднять воодушевление собственных войск. В этом отношении формирование «больших батарей» (grand batteries) также было тактическим приемом, обеспечивавшим успех французских войск. Как бывший артиллерийский офицер, император мог хорошо представить эффект действия этого рода войск. Он старался достичь значительно большей пропорции артиллерии по отношению к численности пехоты, чем это было в армиях большинства его противников. Одной из первых попыток такого рода было учреждение батальонных орудий. Основной задачей артиллерии было достижение морального превосходства над противником. Перед началом наступления французская пехота должна была своими глазами наблюдать, как артиллеристы «обрабатывают» предполагаемую цель атаки. Опять-таки потери неприятеля от артиллерийского обстрела не могли быть так уж высоки, но моральный эффект был значительным. Спокойно увидеть (или хотя бы услышать), что твой сосед потерял конечность или лишился головы в результате попадания шестифунтового чугунного ядра, не мог человек с самыми крепкими нервами. Соответственно, французские колонны (наиболее подходящий строй для быстрого наступления) получали серьезную поддержку, тогда как их противник должен был прилагать все усилия, чтобы удержать строй под артиллерийским огнем, а чуть позже оказывался под обстрелом невидимых из-за укрытий стрелков. По ме-ре приближения колонн неприятель слышал леденящий душу клич «En avant; vive l’Impereur!», и при первом появлении французов многие начинали разрозненную и потому неэффективную ружейную пальбу, а затем обращались в бегство. В результате французским «colonnes d'attaque» не было нужды разворачиваться в линию для стрельбы, как предписывалось уставом.
Пехотные части на поле боя строились в три шеренги. При движении до сближения с противником применялось колонное построение действующих рот (pelotons). Построение в колонны по дивизионам (шириной в две роты) могло иметь интервалы различной ширины: полный интервал обеспечивал развертывание в линию, половинный интервал давал возможность как развернуть линию, так и сформировать полностью сомкнутый строй для массовой атаки. Кроме того, существовал смешанный порядок (ordre mixte), при котором линия формировалась из одного или нескольких батальонов, а колонны на обоих ее флангах при необходимости могли быстро сформировать каре против кавалерии. Преимуществом подобного строя была возможность эффективного огневого воздействия при свободе маневра. Имелось несколько уставных скоростей маршировки. На поле боя обычно применялся «ординарный шаг» (pas-ordinaire, примерно 80 шагов в минуту), а при непосредственной атаке на противника — «шаг к атаке» (pas-de-charge, примерно 120 шагов в минуту).
Французская практика атаки неприятеля не всегда увенчивалась успехом. Не одна армия континентальной Европы, и не единожды, отражала наступавших французов на поле боя. И все же это происходило потому, что тот или иной элемент французской «формулы атаки» по каким-то причинам не был задействован. Британцам же устоять против наступающих французов помогала их собственная тактика. Веллинггон предпринял ряд простых мер для снижения потерь как от стрелкового огня, так и от артиллерии противника. Он обучал свою пехоту либо отходить за гребень высоты, которую она должна была удерживать, либо отдавать приказ солдатам лечь наземь, чтобы они становились менее заметной мишенью. Удивительно, но командиры континентальных армий не приняли этих уловок, предпочитая, по словам одного прусского генерала, «видеть своего врага».
Кавалерия чаще всего применялась в традиционном качестве. Легкая конница служила глазами и ушами армий, собирая сведения и наблюдая за местоположением против-ника. Она также должна была преследовать отступающего неприятеля или составлять часть арьергарда при собственном отступлении. Тем не менее она могла использоваться, и действительно применялась, в атаках на поле боя. Драгуны выполняли свои задачи в исходном качестве конной пехоты (как показали действия при Ла-Корунье в 1809 году), а кроме того, действовали как ударная сила, если это позволяла обстановка на поле сражения, а в тяжелой кавалерии испытывался недостаток. Более тяжелая конница должна была своим ударом смести противника в случае его замешательства на поле боя. В ситуациях, когда расстройство неприятеля не было столь сильным, как это казалось, или его состояние было оценено неправильно, атака тяжелой кавалерии могла закончиться ее же разгромом, поэтому чисто кавалерийские атаки не проводили: чаще конница выступала в сочетании с другими войсками. В одном из известных случаев (Мон-Сен-Жан) полки кирасир были брошены на британские каре без поддержки пехоты и артиллерии, что при-вело к их разгрому и многочисленным потерям.
В обороне французы действовали так же, как и все другие армии. Пехота использовалась в линейном или рассыпном стрелковом строю; артиллерия размещалась на ключевых позициях для отражения наступающего противника, предпочтительно анфиладным (фланговым) огнем; кавалерия же оставалась в резерве, часто в укрытиях за полем боя, чтобы при необходимости противодействовать введенным в бой резервам противника.
Вероятно, если не считать надежности солдат, наибольшее преимущество французская армия получила благодаря стратегическому гению Наполеона. Его способность применять армейские корпуса и дивизии в качестве отдельных боевых единиц с целью дезинформации противника и перехватывания инициативы была изумительной. В легенды вошло умение Наполеона разделить силы неприятеля и затем разбить его по частям.
Даже в ограниченном объеме этой книги невозможно описать французских генералов той поры. Их имена вошли в историю, причем в таком количестве, что перечислить здесь наполеоновских генералов поименно немыслимо. Поэтому мы постараемся дать моментальный портрете лишь одного из высших командиров, прошедшего путь от солдата до самого высокого чина. Когда революция открыла возможности для продвижения простых людей, то, по выражению Наполеона, каждый солдат «нес в своем ранце маршальский жезл» (эта ситуация крайне отличалась от существовавшей, например, в британской армии). Человек, о котором мы собираемся рассказать, сражался практически на всех театрах военных действий, в 1814 г. стал военным министром Людовика XVIII, вновь встал на сторону Наполеона в период «Ста дней», заняв пост начальника штаба, а при коронации королевы Виктории в 1838 г. внимал лести британской черни в качестве личного посла короля Людовика. Британские солдаты в Испании и Португалии называли его то «Маршал Соль», то «Герцог Проклятие» — это был Жан де Дье Сульт[15]. Сульт был одним из самых непримиримых противников Веллингтона на поле боя, пока наконец в 1838 г. воины не приветствовали друг друга как старые товарищи. Многие упрекали Сульта за оппортунизм, но ему, несомненно, льстило доверие и императора, и короля Людовика, когда оба правителя неоднократно принимали его на свою службу, предоставляя высокие посты. К тому же Сульт был честным солдатом своей страны, и даже противники отдавали ему должное и как профессиональному командиру, и как гуманному человеку.
15
«Игра слов: фамилия маршала (Souls) произносится почти так же, как английское слово «соль» (