Москва и Крым фактически ставили друг другу взаимно невыполнимые условия. Великий князь пытался склонить хана к борьбе с Литвой, обещая взамен помощь в войне с Астраханью, тогда как хан условием совместного ведения этой войны видел осуществление астраханского похода. После событий 1502 г. Москве было невыгодно поддерживать Крым в его борьбе с волжскими Чингизидами. Это грозило ненужным военным и политическим ростом Крыма, усилением его влияния на Казань, которую великие князья начинают рассматривать как "свой юрт", а также осложнением волжской торговли. Ситуация "рассредоточения" власти в джучидском пространстве в принципе устраивала Москву. Думать же о собственных планах относительно волжского устья в Москве было еще рано. Отстраняясь поначалу от участия в борьбе за Астрахань, великие князья тем самым пытались не допустить резкого перевеса сил в одну из сторон. Военно-политический паритет, сложившийся в регионе в начале XVI в., грозил резкими переменами, но до них было еще далеко.
Князья отговаривались от участия в астраханском походе, ссылаясь прежде всего на невозможность ведения войны на два фронта — с Литвой и Астраханью. В качестве доводов приводились и другие причины, иногда весьма надуманные. В. Г. Морозову, посланному с дипломатической миссией в Крым в марте 1509 г., следовало говорить царю: "А к Азтарахани, господине, государю нашему рати своей ныне и посылати не мочно, как судов там в тех местех и при отце его не делывали, да и ныне не делают и наряду служебного ныне допровадити туды не мочно, и государю нашему ныне рать своя на Азтарахань нелзе послати" [РИО 1895: 64]. В. Г. Морозову следовало всеми силами отказываться от "правды", по которой великий князь должен был бы по приказу Менгли-Гирея принимать участие в походе на Астрахань или Литву [РИО 1895: 65].
Уклончивая политика великих князей не находила понимания в Крыму. Отчаявшись получить помощь Москвы, Менгли-Гирей предпринимает попытку расправиться с врагом своими силами. В конце июля 1509 г. он пишет письмо великому князю московскому Василию Ивановичу, в котором объясняет причины своего похода на Астрахань и ногаев: "…от нагай от нашего недруга весть пришла, что Ямгурчеев сын Агыш мырза, да Ахмет-Ала мырза, да Ширяк-мырза в головах, да с ними сорок мурз содиначився с Абдыл-Киримом царем, да захотели нас воевати" [РИО 1895: 70]. Крымский вельможа Баба-ших также называет зачинщиком похода ногайского мирзу Агиша; тот будто бы "ца-Ря нашего (т. е. Менгли-Гирея. — И.З.) ни за што поставил" [РИО 1895: Щ- Против Менгли-Гирея выступала коалиция ногайских мирз и астраханского хана Абд ал-Керима, вероятно зависимого от ногаев.
Менгли-Гирей собрал 250-тысячное войско, во главе которого встал его сын Мухаммед-Гирей. Хан собрал "и иных своих детей и всех уланов своих и князей и Мангыта Азику князя[90], и Ширина Агыша князя, и Барына Довлет-Бахтыя князя в головах". Поход закончился победой крымских сил: "…мурз пограбили, улусы и куны, кони и верблюды, овцы и животину, ничего не оставив, взяв, привели. А недруги наши, кто же свою голову взяв, побежал, и нынечя наша рать над нашим недругом учинилась", — писал Менгли-Гирей в июле 1509 г. в Москву [РИО 1895: 70]. Пленных ногаев гнали через Перекоп будто бы целых двадцать дней [РИО 1895: 80].
Однако на этот раз Менгли-Гирей Астрахань не взял. Возможно, осада города не входила в планы похода 1509 г. или крымские войска не смогли справиться с этой задачей в одиночку. У Менгли-Гирея "толко то и есть чаяния на Астрахань, — писал Баба-ших великому князю Василию Ивановичу в конце лета 1509 г., — как ты ему брат его князь великий помочь учинишь" [РИО 1895: 80]. Этого не скрывал и сам Менгли-Гирей. В письме Василию он, ссылаясь на договоренности о присылке судовой рати, прямо писал: "И ныне ты князь великий Василей Ивановичь, брат мой, на нашего недруга на Абдыл-Керима мне своему брату пособлять ти надобе…" [РИО 1895: 71].
Сведения о походе 1509 г. сохранились и у польского хрониста Мартина Бельского, однако, согласно его изложению, хан потерял в битве двух сыновей и едва ушел сам [Bielski 1830: 123].
Глава IV
Джанибек бен Махмуд
Как полагал М. Г. Сафаргалиев, Джанибек вступил на престол в 1514 г. [Сафаргалиев 1952: 40]. Ш. Марджани передавал его родословную так: "Затем [правил] Абу-Сайид Джанибек-хан, бин Барак-хан, бин Куюрчак-хан, бин Урус-хан" [Марджани 1885: 134]. Так же излагают его генеалогию С. Шарафутдинов и М. М. Рамзи [Шеджере 1906; Рамзи 1908: 5]. Ш. Марджани, а вслед за ним С. Шарафутдинов и М. М. Рамзи, видимо, путали Джанибека, сына Махмуда, с казахским Джанибеком (действительно третьим сыном Барака, внуком Куюрчака, четвертого сына Уруса). Он родился не позднее 1429 г. и ненадолго пережил своего брата Гирея (последний раз упоминается в источниках под 1473-74 г.) (см. [Султанов 1993: 25–29; Абусеитова 1998: 76–77]), следовательно, его правление в Астрахани в указанное время более чем сомнительно[91].
91
Его родословная также приводится на знаменитом эрмитажном футляре для Ко-Рана, изготовленном в 1002 г. х. (1593-94 г.) и принадлежавшем его потомку (праправнуку), касимовскому хану Ураз-Мухаммеду [Земное 2000: 150–151, № 67].