В последнее время астраханские краеведы считают, что Хаджи-Тархан до прихода русских располагался не только на правом (горном) берегу Волги, но и на левом (луговом). С. Низаметдинова утверждает, что после 1395 г. жизнь в городе сосредоточилась именно на левом берегу — на Шабан-тюбе и его подножии, причем самым древним поселением левобережья был Мошаик (Машаик, в черте совр. Астрахани). Так называемая «русская Астрахань», по мнению С. Низаметдиновой и Р. Джуманова, была основана на месте старого татарского города, располагавшегося в «одном из ближайших к Волге углов кремля» [Низаметдинова 1992: № 10–13; Джуманов 1993][4]. Ю. А. Макаренко полагает, что Хаджи-Тархан — название нового (в отличие от «Астархана») города, перенесенного татарами на левый берег в 1318 г. (?), причем оба города какое-то время сосуществовали [Макаренко 1997: 16]. Эти утверждения пока бездоказательны, поскольку планомерные широкомасштабные археологические раскопки на левобережье, в том числе и в Кремле, к сожалению, насколько мне известно, не проводились.
В сочинении Франческо Тьеполо «Рассуждение о делах Московии» (вторая половина XVI в.) содержится весьма оригинальный для того времени взгляд на историю Астрахани. Согласно Ф. Тьеполо, сначала город и область принадлежали «куманам». «Около 1238 года область была отнята у куман татарами, основавшими там царство, которое несколько лет тому назад было захвачено прекопитами (т. е. крымцами. — И.З.), затем отнято у них ногаями, а в конце 1557 года отобрано у этих (последних) герцогом Московии» [Тьеполо 1940: 333].
В трудах московских книжников XVI в. была распространена идея о том, что современная им Астрахань — это древняя Тмутаракань, которой некогда владели русские князья. Эта концепция получает свое выражение в Никоновской летописи [ПСРЛ 1904: 235–236; Амелькин 2002: 3–7], а потом и в летописном «Сказании о взятии Астрахани», восходящем к тексту официальной летописи XVI в. [Шмидт 1963: 396; Pelenski 1974: 122]. Астрахань, которая во времена Владимира будто бы называлась иначе, была дана этим князем в удел сыну Мстиславу. В городе был каменный храм Рождества Богородицы. Потом, «грех ради православных христиан», городом завладели цари Большой Орды [ОРРНБ, Собрание Погодина, № 1490, л. 77-77об.; РГАДА, ф. 187, оп. 2, ед. хр. 124, л. 4об.]. Идею о том, что Астрахань — это перенесенная на Волгу Тмутаракань, поддерживали в XVIII в. П. И. Рычков, С. Гмелин [Рычков 1767: 163; Гмелин 1777: 64]. Эта теория находила своих приверженцев вплоть до конца XIX в. (см., например, [Михайлов 1800; Рыбушкин 1841: 16; Черкасов: 4]), хотя еще в XVIII в. у нее были и противники [Татищев 1979: 170][5].
В русской историографии высказывалось мнение, что Астраханское царство существовало еще до похода Батыя, который, завоевав его, поселил там татар, «противу которых Российские князья вооружаясь, неоднократно их побеждали, и чинили своими данниками. Но они не редко нарушая, происходили (sic!) ужасные мятежи». Так, по мнению И.Михайлова, продолжалось вплоть до начала правления Ивана Грозного [Михайлов 1800: 173–174]. В османской историографии XIX в. также бытовало мнение, что Астрахань (Ejderhan) существовала еще до походов «армий Чингиза» [Cevdet 1889: 12; Cevdet 1983: 227].
В эпическом сочинении «Хан-наме» (рукопись конца 50-х — начала 60-х годов XVII в., созданная при Джаниде Абд ал-Азизе), как мне представляется, содержится смутное воспоминание о древнем Хаджи-Тархане. Чингиз-хан отправляется в поход на Казань. В то время там правит падишах по имени Бидак[6] (بيداق) из потомства хана Бейгу. Казань тогда только-только появилась, и там никто еще не знал о деяниях Чингиза. Однако Бидак, осознав его мощь и величие, покорился ему, и Чингиз занял престол Казани. Поручив Казань Бидаку, Чингиз-хан направился оттуда в степь под названием Сетаре (ستاره), откуда, покорив племена двух стран (краев), двинулся к Улук-Тагу (Великой Горе; اولرق تاغ) [Gokyay 1968: 310, 320–321]. Слово сетаре по-персидски — «звезда», но, как кажется, здесь имеет место переосмысление непонятного тюркскому (или персидскому) уху русского названия Астрахань и его приспособление к нормам родного (или культурно близкого) языка, тем более что написание топонимов довольно близко. Вероятно, исходно в «Хан-наме» Чингиз-хан отправлялся из Казани в Астрахань (окрестности которой действительно представляют собой степь, а временами даже пустыню)[7].
4
Думается, что источник этих утверждений — сведения П. Небольсина (середина XIX в.), см. [Небольсин 1852: 59].
5
Ср., например, упоминание В. В. Бартольда о том, что И. Н. Березин отождествлял со знаком вопроса город Матарха с Астраханью, "хотя тожество Матархи с Тмутараканью было известно еще в XVIII в. Байеру" [Бартольд 1977: 748]. О происхождении названия Тмутаракань см. гипотезу В. Д. Смирнова [Смирнов 1923: 15–73].
6
Имя необычное. Можно было бы допустить искажение بيداق راق (ср., например, написание имени Барак в дастане об Урус-хане "Сборника летописей" Кадыр-Али-бека [Усманов 1972: 75], имея в виду, что Казань, как предполагал В. В. Вельяминов-Зернов, считалась ногаями "Бараковым царевым юртом" [Вельяминов-Зернов 1864: 123–124]). Однако в письме Кошум-мирзы великому князю Ивану Васильевичу (1538 г.), публикация которого была использована В. В. Вельяминовым-Зерновым, данный пассаж читается не "на Казанском юрте", а "на казацком юрте" [Исин 1988а: 163; Посольские книги 1995: 209]. Таким образом, личность Бидака остается невыясненной.
7
Можно, с известной долей допущения, предположить описку: شهر استارهان превратилось в..سهل ستار