Именно там, на кухне, помогая матери готовить поджарку, я поняла, что такое негласный договор с читателем и что означал акцент на слове «правда». С тех пор я покорилась ему, чтобы никто больше не звонил матери и не требовал объяснений.
Она так никогда и поняла той моей страсти к астронавтам; подозреваю, предметом страсти были не сами астронавты, а окружавшие их истории, благодаря которым, отдаляясь, я приближалась к пониманию собственной реальности. В повествовании важна не правда, а функциональность. Потому-то существуют луны из гипса.
Я так и не пришла ни к какому умозаключению насчет собственных задатков писательницы. Я не осознала тот комментарий учительницы, и поэтому, когда меня спрашивали: «Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?», мне не приходило в голову ответить: «Писательницей». Это занятие – нанизывать слова одно за другим – для меня было не работой, а чем-то сродни колдовству, а еще так я перерабатывала информацию и ткала рассказ, который помог мне пройти через первые годы моей жизни.
Там, на той кухне моего детства, я поняла, что в писательском деле все ставится на карту ради чего-то столь неопределенного и неопределимого, как желание писать.
Ultima Thule теперь называется Аррокотом. Меня тоже не всегда зовут паспортным именем, тем, что дали мне родители 11 апреля 1984 года, а часто используют другое, короткое имя из четырех букв, которым я окрестила себя сама в семь лет.
Тетя Луиса рассказала мне, как это было, когда я снова зашла к ней в гости уже после того, как увидела ту фотографию.
Они с Чарли единственные согласились фигурировать в этой истории. Не будучи главными ее героями, они – в первую очередь тетя Луиса – стали основными и наиболее надежными рассказчиками семейной истории со стороны моего отца.
Странно было оказаться у них в гостях посреди рабочего дня, во вторник. Дома, знакомые нам лишь по праздникам, нарядными, с парадной скатертью и кольцами для салфеток, вырезанными из слоновой кости, в будние дни кажутся до странности голыми, будто другими. Шумела стиральная машина, пылесос, в открытые окна просачивался уличный шум. Тетя только вернулась с рынка и чистила рыбу. В мультиварке готовились овощи. Я села с ней на кухне и стала смотреть, как она готовит.
Возле мусорки лежало четыре телефонных справочника.
– Что это?
– Дядя твой нашел на антресолях, а я все забываю выкинуть. Они теперь раритет.
Я вспомнила восторг, который вызывали у меня раньше такие справочники: там были все телефоны на свете, и можно было найти любой номер, нужно лишь уметь искать. Все на свете. Барселонские номера, в те времена еще без кода. Я нашла в справочнике телефон бабушки с дедушкой и адрес их светлой квартиры на улице Корсега.
Луиса отодвинула рыбу и села напротив меня, вытирая руки фартуком.
– Помню как сейчас: ты совсем малышка, лет семь от силы, вошла в гостиную во время сиесты. Все, кроме меня, спали. Мы вернулись из того кафе, помнишь, которое потом закрыли из-за сальмонеллеза?
Я покачала головой.
– Вы с Ирене смотрели в той комнате какой-то диснеевский мультфильм, небось «Русалочку» или «Спящую красавицу», уж не помню, что вы любили в те времена. И вдруг ты заходишь в гостиную, торжественно, явно хочешь, чтобы все обратили на тебя внимание, но вся спят, и на тебя смотрю только я. И ты тогда сказала, я на всю жизнь запомнила: «Tieta. Ara em diré Kuki»[17]. Несколько раз повторила, как будто одного недостаточно. Я спросила почему, но ты просто сказала: «Потому что», как всегда, когда хотела закончить разговор.
Я прекрасно представляла себе эту сцену: все дремлют на диване из белого кожзама, который казался мне в те времена вершиной элегантности. В тот день одна только Луиса начала звать меня так – и звала с тех пор всю жизнь. Позже это прозвище стало казаться мне странным, но, думаю, тетя просто хотела уважить желание ребенка: она понимала, что для меня это важно. Постепенно одна сторона моей семьи тоже стала звать меня Куки, но только в минуты нежности. Иногда я думаю, что могла бы выбрать себе имя и поубедительнее, но кто знает, чего я искала таким образом. Быть может, уже в те времена я хотела, чтоб имена влекли за собой перемены и вызволили меня из необитаемого космоса, но Аррокот я по-прежнему зову Ultima Thule, поэтому, думаю, имя Куки было с моей стороны попыткой изменить ход вещей.
Когда я спросила тетю, почему, по ее мнению, я решила сменить имя, она задумчиво поглядела на меня.