Парский едва успел доехать до Ямбурга, где был в первые мгновенья весьма неласково встречен Дыбенкой[44]. Узнав, однако, о цели миссии Парского, знаменитый матрос с большой охотой и нескрываемой иронией сдал ему власть над несуществовавшими войсками. Троцкому он телеграфировал: «Сего числа сдал власть его превосходительству товарищу и генералу…»
Его превосходительство с большим огорчением прочел телеграмму о мире (война создавала такой удобный флер для патриотической службы в красной армии!) и, слегка подумав, подал свою историческую записку Троцкому, где проводилась еретическая тогда мысль о приглашении всех штаб- и обер-офицеров на советскую службу. Les beaux esprits se rencontrent[45]. Двумя днями позже, несколькими листами толще аналогичную же записку подал и Бонч-Бруевич.
Насколько приглашение офицеров тогда считалось фантазией, можно усмотреть из тогдашних газетных заголовков: «Генерал за большевиков», знак вопросительный и знак восклицательный. И всем читателям сообщение казалось остроумной уткой.
Боясь сильной оппозиции, Троцкий на свой собственный страх и риск, не ожидая одобрения Ц. И. К., затеял то, что Ленин на первых порах окрестил — «Левины фокусы».
На запасных путях Николаевской железной дороги в бывшем царском составе (А) разместились Бонч-Бруевич и Парский. Целый день они рыскали по городу, разъезжая по знакомым, посещая рестораны, театры и все остальные места, где была надежда встретить зверя: нужных им офицеров. Кроме того, «военные руководители совета обороны республики[46]» выпустили воззвание к своим товарищам, в котором уговаривали их не увлекаться Корниловскими авантюрами и помочь восстановить русскую армию.
Верили ли эти «честные маклера» в искренность намерений Троцкого воевать с немцами? Нисколько. Ибо, когда через два месяца, в Москве, в революционном трибунале судили матроса Дыбенко за сдачу Нарвы[47], то Бонч-Бруевич на вопрос, обращенный к нему обвинителем Дьяконовым: «Скажите, товарищ генерал, с достаточными ли основаниями была сдана Нарва?» — смеясь, ответил: «А скажите, товарищ обвинитель, с достаточными ли основаниями мы сдали всю Украину и весь Донецкий бассейн?{3}»
«Позвольте, позвольте, свидетель, — возмутился председатель трибунала, б. прис. пов. Берман, — нельзя отвечать вопросом на вопрос!»
«Именно можно, — отрезал любимец Троцкого, — кому же не понятно, что была сплошная кукольная комедия!»
«Продолжаете ли вы, свидетель, находиться на советской службе?» — ехидно спросил в свою очередь защитник, лев. эсер Штейнберг.
«Да, продолжаю». — «В какой должности?» — «Военный руководитель совета обороны республики». — «Что ж, и теперь у вас кукольная комедия?» По залу прошел смешок, и председатель поспешил вмешаться: «Свидетель, на неуместные вопросы вы можете не отвечать».
И Бонч-Бруевич не ответил. Отговариваясь «делами первостепенной государственной важности», он покинул Митрофаньевский зал. За ним по обеим сторонам шли вызванные в качестве экспертов генералы Кузнецов и Лукирский. Первые ласточки западни…
III
На голос невидимой Пэри
Шел воин, купец и пастух…[48]
И когда в середине марта 1918 невидимая Пэри вместе с остальными Советскими учреждениями переехала в Москву[49], она разместила свою западню на запасных путях Александровского вокзала[50] и значительно расширила свою деятельность.
Ближайшими объектами заманивания были избраны Клембовский[51] и Гутор[52]{4}. Клембовский — ограниченный, робкий чиновник; всю жизнь он переходил из одного военного училища в другое, то в качестве воспитателя, то в качестве начальника. Среди товарищей по академическому выпуску он выделялся определенной бездарностью. Когда в результате Корниловского coup d'etat[53] почти все генералы или попали в тюрьму, или ушли в отставку, Клембовский, сохранивший нейтралитет, быстро выдвинулся. На Клембовского подействовали через его жену; ее же взяли самыми элементарными искушениями — показали кончик тысячерублевого билета, сдобную булку, новые ботинки. И в результате семейных скандалов Клембовский уселся в военном совете…
Еще легче сдался Гутор.
Не последнюю роль в решении Гутора сыграл фактор личной вражды к Корнилову и Деникину. Из-за Корнилова Гутор в июле 1917 г. потерял пост главнокомандующего юго-западным фронтом; он затаил обиду и жаждал мести по отношению к своему счастливому сопернику — Деникину.
44
А. Ветлугин лично присутствовал на слушаниях по «Делу Дыбенко» в качестве корреспондента газеты «Жизнь»; этот эпизод упоминается в одном из отчетов, подписанных его псевдонимом «Эръ»: «Так и поступил Парский. По прибытии в район боев он телеграфировал: „В ИНТЕРЕСАХ ДЕЛА ГОТОВ СТАТЬ ПОДЧИНЕННЫМ СОВЕТНИКОМ ДЫБЕНКО“. Штаб отвечал: „Продолжайте командовать“. Когда Дыбенко понял, что катастрофа наступила, он послал телеграмму: „СДАЛ КОМАНДОВАНИЕ ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВУ ГЕНЕРАЛУ ПАРСКОМУ“» (Жизнь. — 1918. — № 12. — 10 мая (27 апреля). — С. 2).
46
4 марта 1918 г. Совнаркомом был создан Высший Совет Народной Обороны (Высший Военный Совет) под председательством Л. Троцкого и военным руководством М. Д. Бонч-Бруевича; 13 марта 1918 г. Троцкий был назначен комиссаром по военным и морским делам.
47
За сдачу фронта под Нарвой Дыбенко был исключен из партии и предан суду Революционного трибунала, который оправдал его во многом благодаря мнению экспертов, утверждавших, что командование поставило перед Дыбенко невыполнимые задачи. А. Ветлугин лично присутствовал на слушаниях по «Делу Дыбенко» в качестве корреспондента газеты «Жизнь».
51
Клембовский Владислав Наполеонович (1860–1921) — окончил Николаевскую академию Генерального штаба в 1885 г., командовал ротой, батальоном, служил на штабных должностях, участвовал в русско-японской войне в качестве командира 122-го пехотного Тамбовского полка, затем начальник штаба корпуса, с 29 июня 1912 г. командовал 9-й пехотной дивизией, генерал-лейтенант (1912), в Первую мировую войну командовал 16 корпусом 4-й армии, с декабря 1915 г. был начальником штаба армий Юго-Западного фронтп при ген. А. А. Брусилове, генерал от инфантерии, осенью 1916 г. командовал 11-й армией, затем был помощником начальника штаба Верховного Главнокомандующего, а с 11 марта по 5 апреля 1917 г. — начальником штаба; 31 мая 1917 г. был назначен главнокомандующим армиями Северного фронта, несколько дней — с 27 по 29 августа — занимал должность Верховного Главнокомандующего; в 1918 г. вступил в Красную армию; в 1920 г. член Особого совещания при Главкоме РККА; был в числе высших офицеров, подписавших так называемый «Брусиловский призыв» к бывшим офицерам; в 1921 г. был арестован и скончался после длительной голодовки.
52
Гутор Алексей Евгеньевич (1868–1938) — с 1913 г. начальник штаба Казанского военного округа, во время Первой мировой войны был начальником штаба 4-й армии, затем командовал дивизией, корпусом, а с апреля 1917 г. — 11-й армией, в мае-июле 1917 г. — главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта, в ноябре 1917 г. перешел на сторону большевиков, с августа 1918 г, был председателем Уставной комиссии, с мая 1920 г. член Особого совещания при Главнокомандующем, с августа того же года — помощник Главкома по Сибири; был в числе высших офицеров, подписавших так называемый «Брусиловский призыв» к бывшим офицерам, в 1922–1931 гг. преподавал в академии РККА.