Оставшись теперь единственным представителем своего дома, он стал серьезно смотреть на жизнь и удвоил усилия, чтобы вернуть былую славу своему имени — имени, которое благодаря его рвению уже начинало сиять новым блеском.
Герцог д'Эпернон был еще жив, но, забытый обломок поколения, почти совершенно исчезнувшего, больной старик, давно поссорившийся с кардиналом Ришелье, он не имел уже никакого влияния и ничего не мог сделать для того, кому он так горячо покровительствовал несколько лет тому назад. Но граф не терял бодрости духа. Дворянство не любило морскую службу, хорошие морские офицеры были редки; граф де Бармон думал, что, не вмешиваясь в политические интриги, он проложит себе путь наверх.
Случай, который невозможно было предвидеть, должен был разрушить его честолюбивые планы и навсегда погубить его карьеру. Вот как это случилось.
Граф де Бармон командовал «Эригоной», двадцатишестипушечным фрегатом, и после довольно продолжительного плавания у алжирских берегов, защищая французские торговые суда от варварийских пиратов7, вошел в Гибралтарский пролив, чтобы потом выйти в океан и возвратиться в Брест. Но в ту минуту, когда он входил в пролив, его вдруг застиг встречный ветер, и после отчаянных попыток продолжить путь он был вынужден лавировать несколько часов и наконец укрыться в гавани города Альхесираса, на испанском берегу.
Зная по опыту, что пройдет дня три или четыре, прежде чем ветер позволит ему пересечь пролив, он приказал спустить лодку и отправился на берег. Город Альхесирас, очень древний, был невелик, плохо выстроен и малонаселен. Только с тех пор как англичане овладели Гибралтаром, находящимся по другую сторону бухты, испанцы поняли важность Альхесираса и превратили его в образцовый порт.
У графа не было никакой другой причины ехать в Альхесирас, кроме беспокойства, свойственного морякам, побуждающего их оставлять свой корабль тотчас, как только они подойдут к пристани.
Торговые связи тогда еще не были налажены так хорошо, как в теперешние времена, правительства еще не имели обыкновения посылать в иностранные порты консулов, чтобы защищать торговые операции своих соотечественников. Военные суда, которые случай приводил в какое-либо место, должны были оказывать поддержку находящимся там торговцам из родной страны, интересы которых ущемлялись.
Отдав приказание шлюпке прибыть за ним на закате солнца, капитан в сопровождении только одного матроса по имени Мигель, к которому он был очень привязан и который сопровождал его повсюду, отправился по извилистым улицам Альхесираса, с любопытством осматривая все, что представлялось его глазам.
Этот Мигель, о котором нам часто придется говорить впоследствии, был огромного роста малый, лет тридцати, с умным лицом, питавший к своему капитану неограниченную преданность с тех пор, как тот спас его с риском для своей собственной жизни, бросившись на лодке в открытое море в ужасную погоду, чтобы оказать помощь Мигелю, когда четыре года тому назад тот упал в воду с мачты, поправляя зацепившиеся снасти. С тех пор Мигель не расставался с графом. Родившись в окрестностях По, на родине Генриха IV, он был, подобно этому королю, своему соотечественнику, весел, насмешлив и слегка скептичен. Превосходный матрос, отчаянно храбрый, обладавший необыкновенной силой, Мигель олицетворял собой типичного баска, натуру сильную и грубую, но честную и верную.
Только одно существо разделяло в сердце Мигеля безграничную любовь, которую он питал к своему командиру. Это был бретонский матрос, мрачный и угрюмый, составлявший с Мигелем полную противоположность. Из-за медлительного характера этого матроса экипаж прозвал его Тихий Ветерок, и тот так привык к этому имени, что почти забыл свое настоящее.
Услугу, которую граф оказал Мигелю, Мигель оказал Тихому Ветерку и по этой причине искренне привязался к бретонцу, хоть и насмехался над ним и дразнил с утра до вечера.
Бретонец это понимал и, насколько позволял его сосредоточенный и необщительный характер, при каждом удобном случае выказывал свою признательность баску, полностью подчиняясь ему во всех своих поступках и никогда не возмущаясь требованиями, часто непомерными, своего ментора.
Мы так долго говорили об этих двух людях потому, что им придется играть важную роль в нашем повествовании и читателю необходимо узнать их как следует.
Граф и матрос продолжали прогуливаться по улицам, один размышлял и наслаждался солнцем, другой из уважения оставался в нескольких шагах позади, отчаянно куря трубку с таким коротким чубуком, что огонь почти касался его губ. Гуляющие скоро дошли до окраины города и отправились по тропинке, окаймленной кустами алоэ, которая довольно круто взбегала на вершину холма, откуда открывалась вся панорама залива, — сказать мимоходом, одного из прекраснейших в мире.
Было около двух часов пополудни — самое жаркое время дня; все удалились в дома для сиесты8, так что моряки не встретили ни одной живой души, и если бы «Тысяча и одна ночь», переведенная столетием позже, была известна в то время, граф без особых усилий вообразил бы себе, что это город из арабских сказок, жителей которого усыпил злой волшебник, — так вокруг было тихо и пустынно. Словно усиливая это впечатление, ветер спал, воздух был неподвижен, и обширная водяная скатерть, расстилавшаяся у ног графа, замерла, словно скованная льдом.
7
Варварийские пираты создали в начале XVI в. на средиземноморском побережье Северной Африки пиратское государство, в течение трех веков терзавшее средиземноморскую навигацию и торговлю.