Ее излияния были прерваны диким воем, который зловещим эхом заметался по комнате. Черный волк, исходя пеной из пасти, ворвался в дверь, которую гости Сефоры не потрудились за собой закрыть. Доротея де Флеше пронзительно завизжала, когда он бросился к ней, точно избрав в качестве первой жертвы своего бешеного гнева.
Что-то, очевидно, привело его в ярость. Возможно, вода из заколдованного озера, которой подменили противоядие, удвоило силу заклятия ликантропии.
Двое слуг, ощетинившиеся оружием, застыли, словно статуи. Ансельм выхватил меч, полученный от волшебницы, и бросился между Доротеей и разъяренным зверем. Прямой клинок был просто-таки создан для колющих ударов. Взбесившийся волк ринулся на Доротею, точно выпущенный из катапульты, и острие меча вонзилось прямо в его алую разверстую пасть. Рука Ансельма на рукоятке дрогнула, и удар отбросил его назад. Волк, содрогаясь, рухнул к его ногам; челюсти его сомкнулись на лезвии. Острие показалось сквозь густую щетину на шее.
Ансельм безуспешно попытался вытащить меч. Затем покрытое черным мехом тело перестало содрогаться, и лезвие легко освободилось. Перед Ансельмом на каменных плитах пола лежало мертвое тело старого колдуна Малаки дю Маре. Лицо его стало таким, каким юноша увидел его в зеркале Истины, когда по приказу колдуна поднес это зеркало к нему.
— О чудо! Ты спас меня! — воскликнула Доротея.
Она бросилась к Ансельму с распростертыми объятьями. Еще немного, и ситуация стала бы неловкой.
Тут он вспомнил о зеркале, которое спрятал под камзолом вместе с фиалом, украденным у Малаки дю Маре. Что, интересно, увидит в его сияющих глубинах Доротея?
Ансельм выхватил зеркало и выставил перед собой, когда она приблизилась. Он так никогда и не узнал, что же предстало ее глазам, но эффект был поразительным. Доротея онемела, глаза ее расширились в нескрываемом ужасе. Затем, закрыв лицо руками, точно пытаясь отогнать какое-то омерзительное видение, она с криком выбежала из зала. Слуги последовали за ней, и их прыть явно свидетельствовала о том, что они не испытывают ни малейших сожалений, покидая это гнездилище колдовства.
Сефора тихонько засмеялась. Ансельм и сам не удержался от хохота. Некоторое время они предавались безудержному веселью. Затем Сефора посерьезнела.
— Я знаю, зачем Малаки дал тебе зеркало, — сказала она. — Не хочешь взглянуть на мое отражение?
Ансельм осознал, что по-прежнему держит зеркало в руке. Ничего не ответив, он подошел к ближайшему окну, выходившему на заросший кустарником глубокий овраг, где в старину был наполовину заполненный водой ров, и с размаху швырнул зеркало вниз.
— Мне довольно того, что говорят мои глаза, и мне не нужно никакого зеркала, — объявил он. — Давай вернемся к делам, от которых нас и так слишком долго отрывали.
И вновь восхитительно льнущее к нему тело Сефоры оказалось в его объятиях, а ее нежные уста прижались к его страждущим губам.
Самое могущественное волшебство на свете сковало их своей золотой цепью.
Аверуань[43]