В письме в редакцию газеты «Правда», которое Гольман написал совместно с хозяйственными теоретиками Н. А. Гальпериным и А. М. Шульманом, он рвал с организационными принципами троцкизма, принципами, которые он никогда не разделял, всегда сохраняя, однако, собственное мнение по политическим вопросам:
<…> Фракционно-подпольные методы пропаганды взглядов могли бы получить политическое определение только в том случае, если бы правые победили в партии по всей линии – так называемый «термидор» – чего все же не произошло, вопреки неподтвердившимся предсказаниям некоторых товарищей. Поэтому надо признать ошибочной применяющуюся оппозицией тактику далеко идущей нелегальщины, на деле толкавшую ко второй партии. Раз есть возможность легальной пропаганды вышеизложенных взглядов и легальной борьбы против правых – то и фракционность теперь не только излишня, но и вредна, т. к. она ныне играет на руку правой оппозиции и наносит ущерб диктатуре пролетариата, а потому заслуживает осуждения. Товарищи, продолжающие оставаться на фракционном пути, должны понять ту элементарную истину, что после снятия существенной части актуальных разногласий – отстаивание фракционной нелегальщины становится либо синонимом второй партии, либо беспринципной игрой в подпольную руку. Примером этого является образование «Всесоюзного союза большевиков-ленинцев» – организации, возникшей помимо воли 9/10 наших единомышленников. С этой организацией, являющейся 2‑й партией, ревизующей – не только взгляды, за которые мы боролись, но и вообще ленинизм в целом – мы ничего общего не имеем и призываем всех наших единомышленников объявить этот самозваный союз распущенным, а с упорствующими раскольниками всякие отношения порвать.
Неоднозначность позиции Гольмана не способствовала его восстановлению в партийных рядах. Он был сослан в город Ишим Тюменской области[222].
Евсей Абрамович Каганович примыкал к троцкистам в большей мере. И над Троцким он не подтрунивал – Троцкого он обожал: «В 1923 году я учился в Институте красной профессуры, когда возникла дискуссия, я через некоторое время примкнул к троцкистской оппозиции». В конце 1924 года или в начале 1925 года Эльцин – тот самый Виктор Борисович, которого мы встречали в Томске, – «познакомил меня с Троцким, и поручил мне редактировать некоторые тома его собрания сочинений: помню один том вышел под названием „Проблемы пролетарской революции“, один посвящен революции 1905 года, точное название не помню». Вскоре Е. А. Каганович, на тот момент научный сотрудник Института Маркса и Энгельса, заработал себе славу активного участника московской троцкистской организации, человека, близко связанного с Троцким. Он был арестован 11 апреля 1928 года и приговорен Особым совещанием при коллегии ОГПУ от 16 мая 1928 года по ст. 58-10 к выселению в Воронежскую область на 3 года.
О том, что случилось, когда Каганович начал каяться, рассказано в его «собственноручных показаниях»: «В тюрьме, продумав путь оппозиции и куда он ведет, я твердо решил порвать с оппозицией и подал соответствующее заявление». Каганович был освобожден из ссылки в июле 1928 года, восстановлен в партии и возвращен к работе в Институте Маркса и Энгельса, где
подвергся ожесточенным нападкам со стороны оппозиционеров, которые еще не были сосланы и ходили на свободе <…> В 1929/30 гг. многие оппозиционеры из моих товарищей по ИКП после подачи ими заявлений о капитуляции стали возвращаться в Москву. Сюда относятся такие лица, как [руководитель троцкистов в Институте красной профессуры] Борис Лившиц, [троцкистские экономисты Владимир Савельевич] Владимиров, [Наум Абрамович] Палатников, а также знакомые мне [руководители оппозиции] Тер-Ваганян, Преображенский и другие, с которыми в Институте Маркса и Энгельса мне приходилось встречаться и разговаривать, но политических отношений с этими лицами у меня уже не было. <…> Мой отход от троцкизма вызвал озлобление среди троцкистов, связанных со мною по троцкистской контрреволюционной работе. Они меня признали изменником. Припоминаю такие факты: троцкистка Полина Виноградская (жена Преображенского), работая со мною в Институте Маркса-Энгельса, в 1928 году и вторично в 1929 году открыто в стенах Института выступала и осуждала меня за подачу мною заявления, обвиняя в раскольничестве и самостийности. Я также слыхал (от кого, не помню, но, кажется, от той же Виноградской или даже от Лившица Бориса), что последний из ссылки написал на меня в ГПУ заявление, в котором обвинял меня в неискренности моего заявления и моего отхода от троцкизма, а в 1929 году Палатников после возвращения его из ссылки при встрече со мною на улице в г. Москве прямо мне заявил, что я за свой индивидуальный отход от троцкизма еще поплачусь. Борис Лившиц в 1929 году или 1930 году при встрече со мною в курилке Института Маркса-Энгельса с озлоблением заявил, что я поступил как штрейкбрехер, а не как сторонник идейного течения. Тогда же он сказал: «Мы – последователи троцкизма, возвращаемся в партию организованно и пройдя ссылку»[223].
223
Рассказ со ссылками на документы, или О моем дяде Евсее [Электронный ресурс: https://ru.openlist.wiki/images].