Просто Олег
Азм Есмь…[1]
И предисловие и своеобразная аннотация
С недоумением я читаю как современных авторов пишущих в жанре альтернативной истории, так и историков которые пишут "псевдоисторические" шедевры. Выражения типа "осадные башни высотой по сорок метров на колесах", средневековые армии по двести тысяч бойцов, или гребные суда с тремя рядами весел вызывают неприятие. Человек, который об этом пишет как не о фантастике, явно не знаком ни с математикой, ни с логистикой, ни со статистикой, а сопротивление материалов и теоретическую механику изучал по картинкам в детской энциклопедии. Тех же, кто пишет в жанре альтернативной истории, заносит в другую сторону. Пусть у тебя будет с собой хоть двести, хоть триста ноутбуков с информацией ничего ты сделать не сможешь, если для этого не готова промышленная база, нет нужного оборудования, нет необходимости в изобретении кроме твоего хотения, нет материалов и людей. Не существует способов оперативно получать обрабатывать и передавать информацию, как можно управлять чем-то до чего нужно ехать полгода или плыть год. Туда поедешь, здесь потеряешь, тут останешься, там ничего не получится, впрочем, даже если между объектами ехать хотя бы один час, то за десятичасовой рабочий день, ты сможешь по одному конкретному вопросу, на одном объекте принять максимум четыре решения и только в том случае если не требуется ничего уточнять. Большое значение имеет и человеческий фактор. Наивно было бы думать, что в то время когда честь ценилась выше жизни в ответ на предложение поступить бесчестно или обмануть (для нашего современника это не обман это военная хитрость) окружающие в лучшем случае вызовут его на дуэль, а в худшем просто прибьют. Иного их менталитет не предусматривает. На суде над одним из немногих дворян, перешедших на сторону Пугачева М. А. Шванвичем, последнему припомнили бесчестный удар в лицо на дуэли, нанесенным его отцом, Поставили это в вину, дескать, наследственное объясняющее его сына дальнейшее поведение и предательство. Если с точки зрения людей двадцать первого века выпотрошить пять или сколько там тысяч пленных сарацин, что бы выяснить не проглотили ли они драгоценности это запредельная жестокость и варварство, то с точки зрения рыцарей во времена крестовых походов производственная необходимость и грязная, как ни цинично это звучит, работа. Подумайте еще, если вам в этом деле предложат поучаствовать и не поймут отказа. Грязные "варвары" невежественные и дикие арабы находили войско просвещенных христианских рыцарей, по запаху, ибо те не мылись годами, и справляли нужду, не снимая доспехов. Представьте себя, попаданцем во Францию предположим в Д'Артаньяна. Вас, Ваша возлюбленная пригласила в королевский дворец. В Лувре, во времена трех мушкетеров, не было ни одного туалета, нужду справляли, где придется, по углам, плюс хроническая диарея (туалет от французского toilette — производного от toile — ткань то есть зашел за ширму и алга[2]), добавьте сюда запах лошадиного пота и учтите, что Матушка королевы Анны Австрийской, хвасталась, что мылась в своей жизни два раза, когда родилась и перед свадьбой. Представили — теперь вперед любить, общаться с представителями высшего света, совершать подвиги, и возьмите с собой хотя бы ежика. Про блох не забудьте. А сколько у нас штампов и шаблонов, один я только что использовал слово "варвар" происходит от греческого "barbaros"-негреческий, иноземный. Еще пример, были у прежней полиции такие особые списки, в которые включались люди, не совсем удобные для общественного спокойствия. В списках этих было и имя Александра Пушкина. И отнюдь не в вольнодумии и прочих высоких материях обвинялся он тут — был в этих списках на одном из почетных мест в качестве карточного понтера и дуэлянта. В жизни поэта было двадцать девять дуэлей и практически во всех, он выступал зачинщиком. Не могу удержаться и не привести отрывок из произведения Александра Бушкова "Блеск и нищета гвардейского столетия"[3]. Прочитайте и посмотрите на свою реакцию. Познавательно, и позволяет немного по другому взглянуть на менталитет людей другого времени. Добавим законодательные проблемы, элементарное незнание законов и традиций. Вселение "попаданца" в императора, чтоб стать над законом с сегодняшними понятиями о добре и зле и моральными установками, в девяноста девяти процентах случаев закончилось бы или табакеркой в висок или "геморроидальными" коликами от удавки на шее. Оставим один процент на то, что объявят слабоумным. Он будет совершать такие поступки, и принимать такие решения, которые его окружению и в голову не могли прийти. Как сегодня говорят, будет избыточно креативным. Разговаривать с прислугой, приближать к себе, советоваться. Маразм, ну кого из нас интересуем мнение табуретки. Сегодня человека, всерьез разговаривающего с навигатором, принимают за шизофреника, а, именно так и будет выглядеть пришелец в глазах окружающих. Врасти в то общество стать там своим, раствориться до конца, не получится. Ни один "Маугли" (так обобщенно называют детей воспитанных животными) так до конца и не стал человеком.
3
"… в тихий вечер 26-го сентября 1742 года садовник при Академии наук, немецкий человек Иоганн Штурм чинно принимает гостей у себя в доме. И тут на пороге возникает заплаканная немцева служанка со свежеподбитым глазом и в порванной рубахе. А следом без всяких церемоний вваливается автор фингала, которого, собственно, сюда и не звали хотя он и живет по соседству.
Сосед, славный своим буянством, с ходу заявляет, что пирующие здесь немцы злодейски украли у него плащ-епанчу. Один из гостей, лекарь Ингерманландского полка Брашке, степенно ответствует, что люди здесь собрались честные и подобные беспочвенные обвинения им очень даже странны и позорны. Гость — между прочим, адъюнкт славной Петербургской академии наук — ему, недолго думая, — в зубы! Хватает увесистую деревянную болванку, на которой тогда принято было держать парики, и начинает сим орудием охаживать прочих. Громогласно обзывая супругу хозяина "курвою", и ей — по сусалам! И ее батюшке, переводчику "немецкой камер-конторы" герру Грове — по уху! И бухгалтеру книжной лавки при упомянутой Академии Прейсеру — по репе!
Гости — за шпаги. Господин адъюнкт — свою из ножен! И пошли дуэлировать… Смертоубийств не было, но поцарапанных хватало, в том числе и адъюнкту досталось. Но он не сдавался — шпагой порубил дверь, зеркало разнес в осколочки…
Когда прибежали караульные солдаты, баталия вовсю продолжалась на улице, на вольном воздухе, и добрая половина гостей уже лежала, стенаючи. Караульный приказал буяну сдать шпагу, но адъюнкт и его — в зубы! После чего был подавлен численным превосходством, скручен, связан и торжественно доставлен в помещение, по прихоти архитектора снабженное на окнах крепкими решетками.
А через день его выпустили без всяких последствий. И пошел наш адъюнкт, Михайла Васильевич Ломоносов, как следует похмелиться…"