Константин Лукич, впрочем, отнюдь не был в этих случаях коноводом.
Болезненный и желчный, он вполне мог бы заслужить снисходительное одобрение наставников своей неприязнью к вину, картам и другим соблазнам мирского бытия, если бы одновременно не выказывал явной насмешливости по отношению ко всякому ханжеству и низкопоклонничеству, весьма процветавшим в церковной среде.
Было у этого студента и еще одно настораживавшее воспитателей свойство: он мало заботился о месте, которое занимал в списках учеников, проявлял самостоятельность в своих занятиях и пользовался таким уважением товарищей, которому могли позавидовать пресловутые «первые номера».
Константин Кустодиев уже в академии изучил французский, английский и немецкий языки, а сверх того опубликовал ряд статей в газетах и журналах «Русская речь», «Русский вестник», «Московские ведомости». Любопытно, что первые его выступления в печати подписаны псевдонимом «К. Царевский» (от имени родного села).
В начале октября 1862 года этот оригинальный студент получает скромное назначение — псаломщиком. Но куда! В Мадрид. Кто знает, подивился бы или возрадовался такой сыновней планиде уже покойный к тому времени Лука.
Предшественник Константина Лукича сошел с ума на чужбине. Его «коллега» и возглавлявший посольскую церковь священник с тоски попивали и энергично пытались поначалу и новичка к этому приохотить. Однако тот оказался не их поля ягода: выучил испанский язык, да так, что свободно переводил, работал в посольском архиве и посещал университет, где, как сказано в одном из его писем на родину, «один вид студенческий, полный надежд», производил на него «благотворное впечатление».
И хотя К. Л. Кустодиев постепенно подымался по ступеням духовной иерархии, сделавшись в 1864 году священником посольской церкви, но в письме к другу признавался: «…только по праздникам, и то на короткое время, ряса напоминает мне, кто я; в другие дни я — сюртучник» (то есть лицо вполне светских занятий и интересов).
И правда: одно время «сюртучник» намеревался держать в русском университете экзамен на степень магистра всеобщей истории (с тем и рылся в архиве), а потом был избран в члены испанского ученого общества «Атеней» («Дожил, — юмористически ужасался Константин Лукич, — министры — друзья»). Здесь он даже прочел несколько лекций о родной литературе и чуть ли не собирался учить сочленов русскому языку («…не вредно, если наш язык будет знать лишний человек на Западе и если между лишним десятком рассеются предубеждения против нашей дикости», — заметил он по этому поводу).
Восемь лет провел Константин Лукич в Испании, привез туда горячо любимую жену Наталью Ивановну, уроженку подмосковного села Черкизова, и пережил там смерть их ребенка.
В 1870 году в судьбе его совершается новая перемена: его назначают священником церкви, воздвигнутой над гробом дочери Павла I в маленьком венгерском местечке Иром. («Селения, откуда я пишу эти строки, вы не найдете ни на одной географической карте…» — говорится в одной из статей Кустодиева.)
Должность тихая, располагающая к покою (если не к застою). Но не такой это человек! Мало того, что одно время он «по совместительству» блюдет православные церкви в Праге и Карлсбаде (ныне Карлови Вари)[5], Константин Лукич серьезнейшим образом изучает историю угорской Руси, публикует многочисленные статьи на исторические и религиозные темы в русских журналах и газетах, много переводит, затевает издание «Общедоступной христианской библиотеки».
В краткой заметке, посвященной К. Л. Кустодиеву, в известном словаре Брокгауза и Ефрона отмечено, что его статьи способствовали популярности журнала «Православное обозрение», — между тем рядом с ним печатались и такие виднейшие русские писатели и философы, как Николай Лесков и Владимир Соловьев, и даже на этом фоне Константин Лукич был заметен.
В 1872 году его постигает страшный удар — умирает жена. Он отвез ее тело в Россию и вернулся в Иром один. Переехавшая было сюда его престарелая мать не смогла ужиться на чужбине и вернулась домой.
Видимо, уже тогда у Константина Лукича начала развиваться горловая чахотка. Во всяком случае, когда в феврале 1874 года он был с триумфом избран профессором Петербургского университета по кафедре богословия, получив 31 голос из 39 и намного опередив других соискателей, он не смог — или не захотел — вступить в должность, а спустя год, во время поездки в Италию, в Милане тяжело заболел тифом и, по одним сведениям, там и умер, а по другим, еще сумел добраться до Ирома (где он и похоронен).
5
Любопытно, что в 1871 г. он был воспреемником при крещении будущего художника Игоря Эммануиловича Грабаря, родившегося в Будапеште.