Решил однажды Шао Мэй съездить в Кайфын{15}. Сказано – сделано: с первым же караваном, направлявшемся в ту же сторону, отправился он в великую древнюю столицу.
На фото – Кайфын.
Как говорил один из поэтов: «Кто не бывал в Кайфыне, тот не видел Поднебесную!»
Долго ли, коротко ли – всё же добрался он до Кайфына.
Улицы города были узки и изворотливы, как лисы-кицунэ{16}, желающие кого-либо обмануть, площади до отказа наполнены народом так, что создавалось ощущение павлина с красивым пёстрым хвостом и резким, очень неприятным голосом…
Девятихвостая лиса-кицунэ.
Перво-наперво Шао Мэй нанёс визит в местный буддистский храм. Его прохлада, обилие зелёных деревьев, несмотря на засушливое время года, а также неспешные прогулки по тенистым тропинкам храмового сада, привели дух Шао Мэя в хорошее состояние. Поразмыслив, Мэй понял, что такими бестолковыми и крикливыми выглядят, наверное, все города на свете, особенно, когда попадаешь в них впервые. Мэй с благодарностью подумал о тихом селении, в котором проживал сам и о несомненной пользе, которую несёт тишина нашим усталым головам…
На другой день, с утра, Мэй отправился на базар. Он проходил между длинными бесконечными рядами повозок, на которых были разложены пёстрые товары: от торговцев пряностей летел аромат шафрана и имбиря; запах варёного риса с кусочками мяса заставлял наполняться рот слюной, и напоминал об обеденном времени; ювелир, раскинувший свою палатку в тени, прельщал взоры красоток искусно вырезанными из яшмы, агата и нефрита украшениями – шейными подвесками, кольцами, браслетами, талисманами – всем тем, к чему так иногда неравнодушны женщины; на циновке, под устроенным навесом, сидел музыкант и услаждал слух прохожих музыкой – он по очереди играл то на свирели, то на цитре, то на барабанах, а то брал в руки лютню – и поражал всех своим необычайным искусством…
И тут взгляд Шао Мэя привлёк необычного вида человек: босой, в грязной, изодранной в клочья шафрановой рясе, отродясь нечёсаные волосы колтунами торчали во все стороны, словно пытались убежать от своего хозяина; лицо его было свирепо.
Человек молчал; медленно и торжественно переставляя ноги, будто в танце, двигался по кругу. В руках он нёс полую бамбуковую палочку длиной, этак, цуней{17} в десять. Держал он её так, как если бы это был волшебный жезл Жуи{18}.
Жезл Жуи.
Шао Мэй решил подойти поближе и поинтересоваться, что за странный обряд совершает человек в одежде хэшана{19}…
Хэшан.
В ответ на заданный вопрос оборванец резко размахнулся и палочка просвистела по тому месту, где должна была бы находиться голова Мэя, если б тот не успел убрать её в сторону. В тот же миг, выдернув палочку у бродяги, треснул его самого прямо в лоб, при этом, заметьте, не промахнулся.
Лицо хэшана осветилось улыбкой. Он низко, до земли поклонился Мэю, забрал свою палочку и ушёл.
Перед самым отъездом из Кайфына Шао Мэя посетил тот самый хэшан с базара. Он поблагодарил Мэя за дарованное ему Просветление. На прощание он оставил в подарок некую крохотную шкатулочку, размером с ядро мускатного ореха, с наказом открыть её «когда придёт время, но не раньше».
В дороге Шао Мэй почувствовал, что время, о котором предупреждал хэшан, наступило, и открыл шкатулку. Через мгновение Мэй хохотал, как умалишённый. Просветлённый, он бережно спрятал шкатулку в рукав и отправился дальше – домой, в своё любимое тихое горное селение…
Комментарий Шао Мэя:
«Не будь этот Шао настолько тупым, он сразу понял бы, чем занят хэшан. Но нет худа без добра – они обменялись хорошими подарками…»
Однажды наставник спросил Шао Мэя, в чём цель прихода Первого Патриарха с Юга. Шао Мэй, заглянув под уголок циновки, на которой сидел наставник, приложил палец к губам: «Тс-с-с!» Потом взял своего учителя за руку и вывел из дзэндо{20}…
Комментарий Шао Мэя:
«…И там признался, что ничего по этому поводу сказать не может»… – Кажется, подобную историю я уже где-то читал…»
Однажды Шао Мэя попросили прочитать проповедь о греховности убийства перед заключёнными городской тюрьмы. Вначале он, не желая зла заключённым, попытался отказаться от такой чести. Однако начальник ямыня оказался настойчив.
Проповедь Шао Мэя оказалась краткой и достаточно действенной. Заканчивалась она следующими словами: «Убийца не станет убивать, если только он сидит в тюрьме, праведник – потому, что почитает за грех, законопослушный горожанин – из-за боязни преступить закон. Тот, кто стал Буддой – потому, что он уже совершил убийство».
Комментарий Шао Мэя:
«Хоть на что-то оказался годным этот старый мешок с костями. Это действительно была его лучшая проповедь!»
Однажды Шао Мэю гонец принёс письмо. Оно было написано на шелковой тончайшей бумаге, все иероглифы были тщательно выписаны изящным почерком. Подписи, разумеется, не было. В письме были стихи:
Шао Мэй, вдохновившись стихами, схватил кисть и на лучшей бумаге начертал:
Тщательно запечатав своё послание, Мэй отправил его вместе с гонцом, который всё это время томился в прихожей, дожидаясь ответа.
Комментарий Шао Мэя:
«Больше писем, почему-то, не было. Наверное, меня не нашли».
Однажды утром Шао Мэй взял зеркало и посмотрел на собственное отражение. «Матушка Сиванму{21}, до чего же я похож на себя!» – вырвалось у него.
Сиванму.
Однажды Шао Мэя навестил его друг из некой весьма отдалённой провинции. Попивая не чай, они провели много часов в мудрой беседе. Шао Мэй продемонстрировал своё умение играть на лютне, продекламировал свои лучшие стихи…
Восхищённый гость воскликнул: «Нет предела твоему совершенству! Ты мог бы, подобно духу легендарного Кукая{22}, писать свои стихи на речной глади!..»
На что Шао Мэй, хоть ему и была приятна похвала, ответил такими словами: «Зачем бы я стал, подобно журавлю, лазать по воде – ведь она же мокрая!»
Друг, видя, что несколько переусердствовал с похвалой, стал вести себя гораздо сдержаннее и, вместе с тем, однако, искреннее.
Беседа их после этого диалога закончилась далеко заполночь и возобновилась с рассветом.
15
КАЙФЫН, ранее также Бяньлян, Бяньцзин, Далян, также сокращённо Лян – городской округ в провинции Хэнань КНР. Столица Китая во время династии Сун, 960-1127 годы.
16
КИЦУНЭ (яп.) – японское название лисы. В японском фольклоре эти животные обладают большими знаниями, длинной жизнью и магическими способностями. Главная среди них – способность принять форму человека; лиса, по преданиям, учится делать это по достижении определённого возраста (обычно сто лет, хотя в некоторых легендах – пятьдесят). Кицунэ обычно принимают облик обольстительной красавицы, симпатичной молодой девушки, но иногда оборачиваются и стариками. Надо отметить, что в японской мифологии произошло смешение коренных японских поверий, характеризовавших лису как атрибут бога Инари, и китайских, считавших лис оборотнями, родом, близким к демонам. (см. также Пу Сунлин «Рассказы Ляо Чжая о необычайном» (пер. с кит.)).
18
ЖУИ – В народной речи «жуи» переводится как «будет, как пожелаешь» и символическое значение жезла Жуи – это «пожелание исполнения всего задуманного». Несмотря на то, что у жуи было множество функций, до 10 века он сохранял и свою главную функцию «жезла желаний» – почёсывание спины. Изготавливался из нефрита в форме гриба Линчжи (гриб Бессмертия).
21
СИ-ВАН-МУ («Царица-мать Западного рая») – китайская богиня, одна из наиболее почитаемых в даосском пантеоне.
22
КУКАЙ (яп. «море пустоты») (774-835) – крупный религиозный, культурный и общественный деятель Японии эпохи Хэйан. Основатель буддийской школы Сингон. В возрасте 61 год Кукай отказался от еды и воды и погрузился в медитацию. На 21 день третьей луны в (835) его дыхание остановилось. Император Ниммё послал соболезнование, но неудачное время года делало невозможным сообщение с горой Коя-сан, и нельзя было организовать кремацию. В соответствии с волей Кукая, он был помещён на восточной вершине горы Коя-сан. Кукай похоронен в мавзолее храма Окуно-ин на горе Коя-сан. По легенде Кукай не умер, а вошёл в глубокое самадхи в ожидании пришествия будды Майтреи. Кукай признан бодхисаттвой, пришедшим к людям в мрачное время упадка между буддами Сакьямуни и Майтреей.