В течение года после того, как Бош покинул Гавану и вернулся в «Бакарди», Кубу потрясла череда катастроф, от которых она не оправилась до сих пор. Эдди Чибас, который все громче обличал коррупцию и правительство Прио, предпринял последнюю попытку завладеть вниманием кубинцев и 5 августа 1951 года выступил по радио со скандальной речью. «Долой ворюг из правительства! — кричал он в микрофон. — Граждане Кубы, пробудитесь! Это мой последний призыв!» После этого он выстрелил себе в живот.
Десять дней спустя он умер. Его преемником во главе ортодоксальной партии стал Роберто Аграмонте, который был фаворитом президентской гонки в июне 1952 года, так как заручился поддержкой сильного сегмента кубинских левых сил, в том числе активиста-юриста Фиделя Кастро, который и сам стремился попасть в кресло конгрессмена по мандату ортодоксов. Auténticos, которые пытались избавиться от устоявшейся репутации коррупционеров, выдвинули старого друга Пепина Боша Карлоса Эвию, который уже был президентом в 1934 году — в течение семидесяти двух часов. Эвия оставался близким другом Боша и в то время, когда его номинировали, руководил новой пивоварней «Бакарди» в Которро неподалеку от Кубы. Третьим кандидатом на пост президента — с наименьшими шансами на успех — был Фульхенсио Батиста, который в 1948 году вернулся в политику в качестве сенатора.
Понимая, что рискует проиграть выборы, Батиста за три месяца до голосования организовал государственный переворот и при поддержке кубинской армии свергнул Прио. Демократия на Кубе кончилась.
Глава двенадцатая
Ча-ча-ча
В 1952 год Куба вступила на подъеме благодаря буму сахарной промышленности и возобновлению туризма. Иностранцы прибывали на остров, чтобы ловить марлиня, играть на скачках, нежиться на пляжах и развлекаться в великолепных ночных клубах вроде «Сан-Суси» и «Тропиканы». В «Тропикане» была новая сцена под названием «Аркос де Кристаль» — пространство, обнесенное стеклянными сценами, с настоящими пальмами и отверстиями в крыше для их ветвей. Рядом с клубом было кабаре под открытым небом «Бахо лас Эстреллас», где гости обедали и танцевали румбу прямо под звездами под зажигательные мелодии лучших кубинских оркестров. Здесь частенько устраивали представления с негритянскими шоу барабанщиков-batá и танцовщицами в откровенных нарядах, украшенных перьями. Кубинцы уверяли, что их табак и ром — лучшие в мире, их женщины — самые красивые, их музыка — самая чувственная — и, в отличие от туристов-иностранцев, наслаждались всем этим круглый год. Компания «Ром «Бакарди»» отразила господствующие настроения рекламным слоганом конца 1940 годов: «¡Qué Suerte Tuene el Cubano!» — «Везет же кубинцам!»[13].
Переворот Фульхенсио Батисты в начале марта застал страну врасплох. Около двух часов ночи Батиста подъехал к главным воротам Генерального штаба кубинской армии на базе «Колумбия» в автомобиле, за рулем которого сидел офицер в форме. Подкупленный часовой пропустил их внутрь, и несколько минут спустя Батиста поднял главнокомандующего с постели и арестовал его. Вскоре в столице было введено военное положение. Утром кубинцы проснулись под звуки военных маршей, доносившиеся из радиоприемников, и в изумлении обнаружили, что Карлос Прио смещен с поста президента, ими снова правит Батиста, а никаких выборов в июне не будет.
Переворот не встретил практически никакого гражданского сопротивления. Одна группа студентов в ответ на слухи о возвращении Батисты рано утром пришла к президентскому дворцу и попросила у Прио оружия и боеприпасов для защиты правительства, однако Прио не ответил, так как опасался, что мальчиков попросту перебьют. Прио попытался было разыскать где-нибудь хотя бы одно армейское подразделение, готовое его поддержать, но потом махнул на все рукой и укрылся в мексиканском посольстве. Эусебио Мухаль, глава Федерации кубинских рабочих, призвал ко всеобщей забастовке, однако на его приказ никто не откликнулся, и в течение суток Мухаль вполне примирился с Батистой. Прошло несколько дней, и Прио покинул Кубу и отправился сначала в Мексику, а потом в Майами.
Покорность, с которой большинство кубинцев восприняло переворот Батисты, отчасти объяснялась презрением к Прио, который не смог ни добиться доверия граждан, ни положить конец коррупции, которая так долго доминировала на острове. Однако их пассивность отражала еще и своего рода общенародную неловкость. Многие кубинцы считали себя в политическом отношении более развитыми, чем их соседи-латиноамериканцы. Уровень грамотности был выше только в Аргентине, Чили и Коста-Рике. В мае страна готовилась отметить пятидесятую годовщину учреждения Кубинской Республики. Конституция 1940 года считалась образцовой, и многим кубинцам было стыдно, что весь мир увидел, как слаба их политическая система. Через три месяца после переворота журналист и историк Эрминио Портелл Вила сокрушался: «Иностранные гости уезжают от нас с ощущением, что налет цивилизации на нас очень тонок».
13
Слоган «¡Qué Suerte Tuene el Cubano!» оказался таким популярным, что стал своего рода национальным девизом; теперь это название популярного кубинского женского журнала, строчка из нескольких шлягеров, заставка телешоу. Словарь «кубанизмов», изданный в 1999 году, включает в себя статью об этом слогане. Словом, это едва ли не самый популярный вклад «Бакарди» в кубинскую культуру.