Надо сказать, что трамвай как «место работы» всегда пользовался особой популярностью в среде карманных воров. Неудивительно, что вопросы, касающиеся работы общественного транспорта, отслеживались ими с неподдельным интересом. В феврале 1915 года газета «Саратовский листок» опубликовала курьезную и совершенно невероятную по нашим временам заметку, озаглавленную «Ходатайство воров». В ней говорилось о том, что на имя харьковского губернатора Д. И. Багалии от местных карманных воров поступила «характерная петиция», в которой те просят городского голову не увеличивать числа вагонов трамваев. «Пока скопляется публика у остановок, пока в вагонах давка - жить ещё можно, при увеличении же вагонов публика разредится, и тогда прощай кошельки. Мы люди семейные, а по обстоятельствам военного времени карманы у обывателей тощи, и ежели теперь живем кое-как, то что с нами будет тогда? Надо и об интересах карманников подумать. Мы тоже обыватели». Соответственно, «петиция» эта была покрыта подписями вроде «Санька Студень», «Ванька Кривой» и т. д.
О том, как отреагировал господин Баталия на столь вежливую просьбу представителей «профсоюза ручного труда», история, к сожалению, умалчивает.
Глава 2
НИ ИМЕНИ, НИ РОДУ - ОДНИ КЛИКУХИ ПОГАНЫЕ…
(БАНДИТСКАЯ РОССИЯ СОВЕТСКОГО РОЗЛИВА)
Свобода, свобода,
эх, эх, без креста…
Практически ни один советский фильм про революцию семнадцатого года не обходился без эпизода, в котором опьяненная ветром свободы толпа освобождает из тюрем политзаключенных, а вместе сними на волю выходят уголовники - убийцы, налетчики, воры-рецидивисты. И вот уже их кургузые пиджачки в талию и кепки-капитанки - непременные аксессуары бандитского форса того времени - мелькают среди солдатских шинелей, матросских бушлатов и студенческих тужурок…
Идея всеобщей амнистии пришла в головы членам Временного правительства ещё в марте 1917 года. По замыслу Керенского, это был высший акт социальной справедливости, «открывающий путь к обновлению и светлой жизни и для тех, которые впали в уголовное преступление». Но оказавшиеся на свободе уголовники не оправдали надежд Александра Федоровича: они моментально сориентировались в новых условиях, после чего страну захлестнула небывалая доселе волна преступности. Словом, как говорили в Одессе, «блатные тут же скикали, что вместе с революцией пришли золотые для них времена».
А потом наступил октябрь 1917-го.
Власти революционного Петрограда первыми столкнулись с полным беззаконием и разгулом уголовного беспредела: газетные сводки того времени пестрели сообщениями об убийствах и грабежах, разгромах съестных лавок, налетах на ломбарды, гостиницы, акционерные общества. Вчерашние буржуи боялись выходить на улицы, да и рядовому обывателю в родном городе жилось в ту пору, мягко говоря, не слишком комфортно. Что уж там говорить об остальных, если однажды в центре Петрограда, на улице Шпалерной средь бела дня раздели знаменитых большевиков - Урицкого и Стучку.
Немало неприятностей жителям города доставляли «попрыгунчики», или «живые покойники», о которых слагали легенды. Огромного роста, одетые в длинные белые балахоны, они с криком и свистом окружали свою жертву, прыгая и размахивая саванами.
Деятельность этой команды приобрела такой размах, что даже нашла отражение в классической литературе. Вот что пишет Алексей Толстой в своем романе «1918 год» из знаменитой трилогии «Хождение по мукам»: «В сумерки на Марсовом поле на Дашу наскочили двое, выше человеческого роста, в развевающихся саванах. Должно быть, это были те самые «попрыгунчики», которые, привязав к ногам особые пружины, пугали в те фантастические времена весь Петроград. Они заскрежетали, засвистали на Дашу. Она упала. Они сорвали с нее пальто и запрыгали через Лебяжий мост».
Рассказывают, что при встрече с этими «живыми покойниками» мало кто не терял голову от страха. Возглавлял банду некто Иван Бальгаузен, имевший в уголовной среде кличку Живой Труп. Его помощник мастерски изготавливал маски, ходули и пружины с креплениями, а пассия главаря - Мария Полевая по кличке Манька Соленая - шила саваны. Но, сколь веревочке ни виться… В конечном итоге деятельность банды была пресечена сотрудниками питерского УГРО. Впоследствии Бальгаузена и его помощника расстреляли, а вот Манька Соленая после отсидки начала новую жизнь - до войны она работала кондуктором в трамвае.
Власти Петрограда, чувствуя свою полную беспомощность перед уголовной угрозой, призывали граждан создавать отряды самообороны, что-то вроде добровольных народных дружин. Кстати сказать, формирование этих дружин носило добровольно-принудительный характер. Об этом, в частности, свидетельствует дневниковая запись, сделанная Александром Блоком 5 мая 1918 года: «От 4 до 7 дежурил у ворот без оружия с Шульманом, согласно бумаге околоточного, угрожающей участком и штрафом от 50 до 500 рублей».
«Конечно, - писал в те годы Максим Горький в «Несвоевременных мыслях», - мы совершаем опыт социальной революции - занятие весьма утешающее для маньяков этой прекрасной идеи и очень полезное для жуликов».
Воистину для жуликов и преступников всех мастей наступил золотой век вседозволенности и безнаказанности. Прежняя правоохранительная структура была полностью разрушена, а новая ещё не сформировалась. Посему потуги властей обуздать криминал не приносили желаемых результатов: ни созданное Временным правительством Петроградское управление уголовного розыска, ни молодая советская милиция, организованная уже при большевиках, видимых успехов в борьбе с преступностью не принесли. Во-первых, штат этих органов был не укомплектован (народ не спешил вливаться в ряды «альтернативной полиции»), а во-вторых, новые сотрудники не имели опыта оперативной работы. [48] Обращаться же за помощью к старым, опытным сыскарям большевики не спешили - те были объявлены социально чуждыми и доверием новой власти не пользовались. Ситуация осложнялась ещё и тем, что в октябре 1917 года злоумышленники подожгли архив уголовного розыска. Тогда в огне погибли документы, которые собирались и систематизировались годами, - фотографии, ориентировки, характеристики на представителей криминального мира. Наконец, уголовники практически свободно разгуливали на воле ещё и потому, что изолировать их было попросту некуда: былая пенитенциарная система тоже понесла тяжелый урон. Так, по состоянию на начало 1921 года вместо 550 тюрем, находившихся в царской России, на территории РСФСР функционировало всего 273. Да и в тех служить было катастрофически некому.
Сухая статистика гласит, что если в 1919 году в тридцати восьми Российских губерниях было совершено в общей сложности 2816 грабежей и разбоев, то уже в следующем 1920-м - 7319 (рост в три Раза). Причем почти все эти преступления совершались с применением оружия. Здесь отметим, что в те годы групповые нападения на граждан чаще всего классифицировались как бандитизм, что, в принципе, подпадает под нынешнее определение организованной преступности. Как правило, речь шла о случайных группах, не отличавшихся крепкой сплочённостью, но периодически всплывали и настоящие криминальные организации, специализировавшиеся на грабежах и разбойных нападениях.
Чаще всего во главе таких банд стояли матерые преступники, обладавшие опытом, полученным ещё с царских времен. Одной из таких банд была ватага Мишки Паныча в Петрограде. Ее участников считали воровской аристократией, поскольку в основном банда занималась взломами кассовых сейфов. Впрочем, здесь следует оговориться, что в отличие от многих собратьев-медвежатников Паныч предпочитал «работать», не применяя насилия, - потенциальных жертв и случайных свидетелей его люди, как правило, не убивали.
Грабежи, налеты, кражи во многих случаях совершались в состоянии сильного алкогольного или наркотического опьянения. Надо сказать, что традиционная болезнь русского общества - алкоголизм - в первые годы после революции приняла, без преувеличения, масштабы катастрофы. Несмотря на то, что сухой закон, введенный в России в 1914 году, действовал и при большевиках, «злоупотреблять» народ не перестал. Пили всё - денатурат, одеколон, политуру, брагу. Вот одна из типичных газетных заметок о происшествиях того времени: «26 августа днем к проживающей в д. 15 по Средней Подьяческой улице прислуге в чайной Самушенковой пришел в гости торговец Ф. Соколов. Молодые люди за разговорами выпили несколько флаконов одеколона и затем улеглись спать, Соколов, проснувшись, нашел Самушенкову уже без признаков жизни» (газета «Копейка» от 28.08.1915 года).
48
Атмосфера этого времени достаточно точно была передана в первых сериях яркого советского телефильма «Рожденная революцией».