Именно в это время очень многие воры в законе предпочли затаиться, стали соблюдать более строгую конспирацию и законсервировали старые связи, а былые группировки воров-рецидивистов благоразумно залегли на дно.
В этот момент правоохранительные органы весьма опрометчиво посчитали, что им удалось обезвредить воров и свергнуть их власть над преступным миром. Но дальнейшее развитие событий показало, что они всего лишь выдавали желаемое за Действительное. Воры просто выжидали время, и, когда в начале восьмидесятых советская власть пошатнулась, многие из них возвратились к активной жизни, чтобы вновь стать внушительной силой в преступном мире России. Пока же некоторые из них внешне прекратили свою активную деятельность, а другие переключились на новую сферу деятельности, попытавшись освоить новую для себя специальность - экономическую.
Жулик будет воровать,
А я буду продавать.
Мама, я жулика люблю!
На бытовом уровне вторая половина двадцатого века в Советском Союзе прошла под знаком тотального дефицита на все и вся. Именно в те годы в недрах «реального социализма» и зародился социальный феномен теневой экономики. В обществе стали появляться дельцы-махинаторы, подпольные миллионеры, или, как их ещё называли, цеховики, которые не желали жить на одну зарплату.
Из отходов производства, из скупленного на свалках неликвида, а порой и просто из ворованных материалов они выпускали обувь, шили джинсы, делали крышки для домашнего консервирования; ловом, производили множество полезных и необходимых вещей, которых днем с огнем было не купить в магазинах. Вся эта «левая» продукция реализовывалась не только на рынках, но часто и через госторговлю. С годами мастерство цеховиков росло, они шили остромодные вещи по иностранным лекалам, снабжали их фирменными лейбами и продавали втридорога. Как следствие, росли и доходы цеховиков. И, если верить данным, свидетельствующим о том, что уже вначале 60-х годов доля теневой экономики в СССР составляла 3-5% к валовому национальному доходу, росло очень быстрыми темпами.
Ну да, как говорится, не все коту масленица - иногда бывает и под хвост. С появлением в стране частного капитала председатели подпольных кооперативов и директора малых предприятий очень быстро оказались в поле зрения воров в законе и им подобных товарищей. Наивные «советские бизнесмены» полагали, что им будет достаточно платить за прикрытие своей деятельности лишь государственным чиновникам. Но не тут-то было! Тем более что теневики были особенно уязвимы перёд законом, а следовательно, иметь с ними дело профессиональным уголовникам было не так уж опасно.
Так на свет появилась так называемая новая воровская хартия, озвученная на всесоюзном сходняке в Киеве авторитетным вором Черкасом, которая, кстати сказать, была принята далеко не единогласно.
Новации Черкаса коснулись едва ли не всех форм поведения воровского сообщества. Например, новые правила отменяли обязательную для вора отсидку раз в несколько лет. Также разрешалось невинное сотрудничество с милицией, при необходимости можно было давать ментам подписки об отказе от воровских принципов, и за это звание вора не снималось (тем более что «обмануть мента не-западло»). Но, пожалуй, самой главной новацией стал тезис о том, что ворам пора переключаться с государственной и личной собственности граждан, за покушение на которую власти жестоко карали, на имущество и доходы теневой экономики, так называемых цеховиков.
По свидетельству вора в законе Деда Жигулина, именно это, ключевое положение «хартии», касаемое пополнения денежных фондов за счет цеховиков, задело «ортодоксальных воров» сильнее всего. Часть воров выступила против работы с барыгами, к которым в воровском мире всегда относились с презрением. Пополнение «святого» (здесь - общака) за их счет воспринималось почти как «богохульство». Впрочем, таковых всё же оказалось меньшинство, потому как деньги - не пахнут.
В любом случае киевский сходняк имел для преступного мира России историческое значение. Старые воры поняли, что им на смену приходит молодое поколение со своими законами и новыми правилами игры. Это поколение быстро сориентировалось в новых условиях, обложив данью подпольные производства, действуя по принципу, описанному ещё Салтыковым-Щедриным: «У нас нет середины: либо в рыло, либо в ручку пожалуйте». Принцип этот действовал практически безотказно, хотя порой запрашиваемая дань была совершенно непосильной.
Меж тем воровские аппетиты росли, а посему нередко процесс вымогательства заканчивался большой кровью. И тогда осенью 1979 года в Кисловодске состоялась крупнейшая по масштабам сходка воров в законе и воротил советского теневого бизнеса. На этой сходке воры и подпольные миллионеры пришли к мировому соглашению - отныне теневики обязались отчислять в воровские общаки строго фиксированную долю от прибыли своих предприятий - десять процентов. В обмен они получали защиту и помощь в конфликтных ситуациях.
С этого «второго исторического момента» нелегальный бизнес стал привлекательной сферой для «отмыва» криминальных денег. Общак перестал быть кубышкой, хранящейся под подушкой, и приобрел черты, схожие с легальными банковскими вкладами и инвестициями в перспективные проекты. Особенно преуспели на этом «инвестиционном поле» грузинские воры, которые стали массово плодиться на территории Российской Федерации в 70-х годах прошлого века.
Все началось с того, что именно в те годы власти Грузии ходатайствовали перед МВД о переводе своих осужденных воров в законе в исправительные учреждения России. Поскольку в родной республике, где традиционно процветало кумовство, их действительно было довольно трудно посадить (а ещё труднее содержать в местах лишения свободы), было дано добро на массовую отправку грузинских воров в Россию. В ту пору ходили слухи, что воров просто-напросто загружали в железнодорожные составы и отправляли за пределы республики. Как тогда представлялось, бескрайние российские просторы поглотят кавказских воров безвозвратно.
Но, как оказалось, все не так просто. Грузинские воры без особого труда ассимилировались и стали активно влиять на криминогенные процессы сначала на зонах, а затем на воле, утверждая в уголовной среде новую воровскую идею (особенно в части коммерциализации общака). Таким образом, в России закрепились такие харизматические фигуры, как Дед Хасан, Дато Ташкентский, Тристан, Каро и проч.
Более того, отныне преступные действия членов воровских формирований все чаще стали носить исключительно прагматичный и циничный характер. Типичный пример - похищение родственников теневиков с целью получения части криминальных доходов или шантаж с целью войти в долю подпольных доходов либо получить солидный куш.
Дальше - больше. К примеру, некоторые криминологи считают, что именно грузинские воры «заразили» славянских вирусом политики [61]. В количественном соотношении число славянских и грузинских воров примерно одинаково. Две эти силы нередко сотрудничают друг с другом, хотя в большинстве случае все-таки можно говорить об их противостоянии (как открытом, так и негласном). Базируется это противостояние отнюдь не на национальной почве (преступники, как правило, выступают «за интернационал»), а по причине принципиально разных подходов к пониманию преступных традиций и обычаев.
Например, кавказские воры, в основном грузины, допускают прием в воровскую касту новых преступников за внесение ими определенной денежной суммы в общак. В противовес этому преступники российской обшины с презрением относятся к купленному званию вора в законе. Они считают, что кандидат должен доказать право на присвоение этого титула безупречной воровской жизнью, как это было и раньше. Неслучайно отдельные российские воры презрительно называют грузинских воров лаврушниками или апельсинами, обозначая под этим термином людей, сколотивших свой капитал не воровством, а торгашеством. Славянские воры считают себя преемниками наиболее организованной части преступников-профессионалов дореволюционной России, в то время как кавказские, по их мнению, есть результат широкомасштабной пропаганды воровских обычаев в Грузии в 70-80-е годы, в так называемый период застоя в СССР. (Последний тезис, кстати сказать, не столь уж невероятен. Криминологами-исследователями неоднократно отмечалось, что в семидесятые годы среди молодежи Грузии целенаправленно насаждались воровские традиции, в частности такая, как сбор денег, хотя бы даже в монетах пятикопеечного достоинства, в воровской общак. Причем делалось это прямо в общеобразовательных школах, даже в младших классах. Понятно, что сами деньги как таковые значения не имели. Главное - культ воровского братства пропагандировался уже с малолетнего возраста.)
61
В данном случае один из наиболее показательных примеров - история Джабы Иоселиани, одного из самых авторитетных грузинских законников 80-х годов, который впоследствии стал одной из ключевых фигур в правительстве Эдуарда Шеварднадзе.