Через несколько месяцев (к августу 1493 г.) возникли, очевидно, какие-то новые обстоятельства, и Барбаро велел приписать к завещанию особое добавление, в котором говорилось об увеличении некоторых из указанных раньше сумм. Быть может, на завещателя повлияла его дочь Магдалуца, потому что, если наследство кое-кого из одаряемых возросло с 5 до 10 дукатов, ее доля разрослась в 40 раз, достигнув двух тысяч дукатов (на случай, если она выйдет замуж; тысяча дукатов давалась ей, если замужества не будет). Обращает внимание добавка при имени Мартина Сарацына, названного здесь рабом: кроме денег в размере 10 дукатов, он должен был получить свободу.[286] Но спустя всего десять дней Барбаро резко объявил недействительными (nullius valoris, roboris et momenti) изменения, внесенные им в основное завещание: будто человек, не привыкший склонять свою волю в угоду чужому влиянию, поспешно изменил результат временно охватившей его слабости. Был ли он в этом справедлив — осталось неизвестным. Однако решение завещателя относительно освобождения раба Мартина Сарацына осталось неизменным.[287]
Завещание Барбаро — единственный документ, где отразились немногие сведения об его семье и имуществе; здесь же проявилась одна из черт его характера — волевого или, быть может, упрямого; здесь же оставила легкий след его доброжелательность к людям из хорошо знакомых ему далеких восточных стран.
4. Записки Амброджо Контарини
Через два с лишним десятилетия после возвращения Иосафата Барбаро из Таны побывал на Днепре, в степях Северного Причерноморья и в Таврике (в «Газарии»), затем на западном и восточном Кавказе, на Волге и в Москве венецианец Амброджо Контарини в связи со своим посольством в Персию в 1474-1477 гг.
Контарини был направлен в Персию всего через год после отъезда Барбаро туда же. Посольство Контарини было вызвано рядом вновь возникших непредвиденных обстоятельств.
Путешествие на Восток Иосафата Барбаро было сложным предприятием: Барбаро отправился морем с ценным грузом Узун Хасану — большим количеством вооружения, с венецианскими инструкторами при посылаемой артиллерии и с отрядом из 200 солдат; кроме того, вместе с Барбаро возвращался в Персию посол Узун Хасана, а на Кипре его ждали послы неаполитанского короля Фердинанда I и папы Сикста IV. Барбаро имел поручение — кроме передачи оружия — наладить отношения с кипрским королем, согласовать свои действия с неаполитанским и папским послами, исследовать положение Карамании, почти покоренной турками. Все эти дела задержали Барбаро на Кипре более чем на год: он попал в Тебриз лишь в апреле 1474 г.
В Венеции, хоть и получали донесения посла, были обеспокоены его задержкой на Кипре. К тому же за этот период изменились взаимоотношения между Мухаммедом II и Узун Хасаном, так как в августе 1473 г. совершился, наконец, персидский поход в Анатолию против турок, но Узун Хасан не имел удачи: турки разбили его войско, и он отступил, не добившись тех результатов, которых ждала и жаждала Венеция. Посланное ею вооружение еще не достигло Узун Хасана, и Барбаро тоже еще не дошел до персидского шаха; «комиссия» Венецианского посла должна была быть изменена в связи с неудачей персидского войска. На этом фоне возникло решение направить нового посла в Персию.
Узун Хасану для подготовки почвы будущих переговоров было послано письмо, полное уверений в том, что его летняя кампания 1473 г. принесла несомненную удачу, что враг предельно ослаблен и что остается только немедленно снова идти в поход, чтобы одержать над ним окончательную победу.[288] В связи с этим планом — упорно продолжать настаивать на новой войне против Мухаммеда II — необходимо было держать своего посла при персидском дворе, чтобы неустанно побуждать Узун Хасана к возобновлению военных действий против турок.[289] К нему должен был спешно, невзирая на изменившееся положение, отправиться Барбаро с Кипра, а из Венеции — новый посол с новыми, открытой и секретной, «комиссиями».
Барбаро уехал из Венеции с условием — получать 150 дукатов в месяц.[290] Принимая решение об отправке нового посла (речь шла даже о двух послах), который должен был ехать исключительно сухим путем, per vias terre, сенат еще до процедуры избрания намеревался назначить ему 200 дукатов в месяц.[291] Подходящего кандидата на пост посла в Персию удалось найти не сразу: многие отказались, ссылаясь на немалые опасности[292] путешествия по татарским степям, по Черному морю, где уже господствовали турки, по неведомым и трудно проходимым областям Кавказа. Пришлось прибегнуть к угрозе временного изгнания и штрафа; пришлось также значительно повысить уже увеличенное денежное вознаграждение. Был выработан следующий расчет: сначала послу назначалось жалованье в размере 120 дукатов в месяц, но по прибытии в страну Узун Хасана оно должно было возрасти вдвое, т. е. до 240 дукатов в месяц; эту сумму предполагалось сохранить на все время пребывания около Узун Хасана. Однако если удалось бы уговорить последнего и он повел бы войска на запад, то после перехода через Евфрат (citra flumen Eufratis) посол должен был получить сразу две тысячи дукатов (как бы в виде премии), причем эти деньги освобождались от всяких налогов.[293]
286
Ibid., p. 105: «item, ubi legavi Martino Sariceno, sclavo meo, ducatos 5, sibi relinquo ducatos 10, et quod sit franchus et liber ab omni servitute».
287
Ibid., p. 105: «Salvo tamen, quod relinquo et esse volo Martinum Saracenum meum franchum post mortem meam». — Отпуск раба на волю именно по завещанию владельца встречается в дошедших до нас документах неоднократно; делалось это, по-видимому, из чувства симпатии и привязанности к слуге, а то и по религиозным соображениям — во искупление собственных грехов перед смертью. См., например:
288
289
Ibid., doc. 84, a. 1473, Nov. 4: «che quel signer non romagni senza nostro ambassador».
290
Ibid., doc. 51, a. 1473, Ian. 5 (в этом документе констатировано согласие Иосафата Барбаро).