Контарини рассказал следующее:
«За столом этот государь непрестанно пил вино; он как будто любитель поесть (bel mangiatore); с большим удовольствием во время трапезы он угощал других всеми поданными яствами. Постоянно перед ним было много музыкантов и певцов (sonatori et cantori), и он приказывал им петь и играть то, что ему нравилось. По-видимому, характер у него очень живой (molto allegro). Он — крупный мужчина, но худощавый (scarmo), с лицом татарского типа (uno viso quasi tartaresco), выражение которого все время меняется (al continovo con doi colon alla fazza). Когда он пил, у него тряслась рука (tremavali la mano quando bevea). На мой взгляд, ему было лет семьдесят. Он часто устраивал показы (своих сокровищ), делая это с большой любезностью. Однако когда в гневе он переходил границы, то становился даже опасен (alquanto pericoloso). Но при всем этом он был весьма приятным человеком».[311]
Контарини не только не завоевал симпатии Узун Хасана (как это было по отношению к Барбаро), но его пребывание в Персии сам шах счел бесполезным почти сразу же после появления венецианского посла в Исфахане, где он предстал перед Узун Хасаном. Барбаро пробыл при дворе последнего почти четыре года, Контарини же провел в Персии около 11 месяцев, а непосредственно при дворе Узун Хасана всего 8 месяцев. Контарини записал, что во время перехода из Исфахана в Тебриз, включая и зиму, проведенную в городе Куме, Узун Хасан четыре раза выражал мнение, что он, Контарини, должен возвратиться в Италию (che io tornassi in Franchia), а Барбаро — остаться в Персии. Контарини пытался уклониться от отъезда, но вызвал этим резкое и категорическое приказание Узун Хасана, которому, по всеобщему совету, принужден был подчиниться.[312]
В связи с отъездом Контарини Узун Хасан дал окончательный ответ венецианскому правительству относительно дальнейшего своего участия в борьбе против турок. Сначала он заявил, что собирается выполнить обещание (servar le promesse) предпринять новый поход на Мухаммеда II, а на последнем приеме (26. июня 1475 г.) отъезжавших послов[313] сказал, что до будущей весны не начнет войны, ввиду того что Мухаммед II не собирается в течение целого года покидать Константинополь и ему — Узун Хасану — не приличествует выступать лишь против простых воинов султана (non mi par cosa conveniente andare io in persona contra le sue genti). Контарини назвал эти слова «чуждыми», неожиданными (parole stranie) и уехал с полным провалом своей посольской миссии. Барбаро понимал, вероятно, глубже, чем Контарини, общую политическую ситуацию, которая уже не допускала предположения о новом усилии против турок со стороны Персии, но остался при Узун Хасане — поддерживать честь Венеции и продолжать следить за событиями — вплоть до смерти персидского шаха.
Таким образом, Контарини совершил далекое и трудное путешествие, в котором большая часть времени и пути была отдана не посольству, а передвижениям по разным странам — сначала чтобы достичь Персии, затем чтобы уехать из нее. Он путешествовал в общей сложности 3 года и 1 1/2 месяца (с 23 февраля 1474 г. по 10 апреля 1477 г.). Из этого срока он занимался порученными ему делами дипломатии всего 8 месяцев, а на странствия потратил почти 30 месяцев.[314]
Проследим в общих чертах весь его путь, без которого не было бы его сочинения и ценных сведений в нем о нашей стране.
Как уже было сказано, огромный путь, пройденный Контарини, показан им в виде непрерывной линии, тянущейся через все его сочинение, с аккуратным указанием топографических и хронологических данных. Когда путешественнику не мешали какие-либо препятствия, он двигался быстро, без излишних остановок, позволяя себе и спутникам отдохнуть не более двух-трех дней.[315] Из Венеции в Тебриз он добирался (направление было указано сенатом) через Польшу, Киев, Каффу, Закавказье, на что потратил 163 дня. Обратный же путь изобиловал осложнениями[316] (невозможность плыть в Каффу, болезнь в Тбилиси, смерть слуги, необходимость перезимовать в Дербенте, неприятности с татарами в Астрахани и т. п.); пришлось кружить по Кавказу и избрать, наконец, путь на север, вдоль Каспийского моря, по Волге и через Московское государство. Все это увеличило время обратного пути до 256 дней, не считая вынужденных длительных остановок, отнявших в итоге 443 дня.[317] Таким образом, вместо того чтобы в июле-августе 1475 г. по общеизвестному маршруту продолжить путь с Кавказа на северо-восток по Черному морю, пришлось расстаться с кавказскими берегами — уже на Каспийском море — только в апреле 1476 г. Собственно, полная ясность маршрута, которому надо было неуклонно (хотя и длительно) следовать, наступила в Шемахе. Здесь Контарини снова встретился с московским послом Марком (они расстались в Фассо, так как Марк ушел в Вати, а Контарини — в Тбилиси), присоединился к нему и вместе с этим опытным и надежным спутником дошел до Москвы.
311
312
Contarini, p. 82r-82v: «... с разгневанным лицом (con turbato volto) он сказал мне: "Я хочу и приказываю тебе уехать и об этом своем приказании напишу твоему государю"».
313
Ibid., p.83r-83v. — Вместе с Контарини из Тебриза уезжали еще два посла: Марк, посол московского великого князя Ивана III, и Людовик, посол герцога бургундского Карла Смелого.
314
Следует отметить, что, оказавшись в Москве и дважды проезжая через Польшу, Контарини был принят как дипломатический представитель Венеции.
316
Задержки в пути начались в городе Фассо, в устье Риона. Здесь Контарини и его спутники узнали, что Каффа взята турками (в июне 1475 г.) и путь по Черному морю закрыт. «Предоставляю другим судить, сколь велик был удар от подобной новости. Мы совершенно не знали, какое принять решение, и пребывали в полной растерянности», «et stavamo come persone perse» (
317
Остановки Контарини на обратном пути: в Фассо — 53 дня, в Тбилиси — 22 дня, в Дербенте-146 дней, в Астрахани — 103 дня, в Москве — 119 дней.